Ополченцы показали полякам свою решимость драться, повторная битва явно окончилась бы для неприятеля полным уничтожением. Большое везение для пришельцев, что «посольский» отряд не лег весь до единого человека в московскую землю.
Боевые действия на Ходынке относятся к ноябрю 1612 года.
Поляки, видя неудачу своей «разведки боем», убоялись новой схватки и отступили к основным силам. По дороге они с досады учинили в Можайске резню и пожар, похитили знаменитую икону Николы Можайского… Но, выместив злобу на можайских жителях, Сигизмундовы «послы» ничуть не исправили дела. Москва оказалась для них неприступной. Король после таких вестей не решился двигать остатки армии на Москву. Трижды его люди были отбиты с потерями — от Погорелого городища, от Волока и от Москвы. Монарху оставалось одно: горестное отступление «с великим срамом»…
На протяжении нескольких лет поляки и литовцы не дерзали отправлять новые армии к Москве.
Итак, первое следствие капитуляции Струся и прочих кремлевских сидельцев: армия Трубецкого и Пожарского прочно взяла Москву под контроль, наступление Сигизмунда III не поколебало русский лагерь.
Второе следствие связано с кремлевской «казной».
Кремль, куда вошли ополченцы, был беден хлебом и богат золотом. Часть богатств русской короны так или иначе перешла к полякам. Но другая часть продолжала оставаться в ведении боярского правительства. Когда земские полки заняли московскую цитадель, появилась угроза, что все сохранившиеся ценности окажутся в казачьих таборах и там «растворятся». Между тем в них нуждалась вся армия, да и вся «земская область» — регионы, взятые ополчением под защиту. Трубецкому, Минину и Пожарскому предстояло решить первостепенные задачи государственного строительства. Они постоянно нуждались в деньгах. И они, как уже говорилось, в принципе не могли отдать алчному казачью весь колоссальный ресурс, взятый в Кремле.
На этой почве в войсках победителей произошло тяжелейшее столкновение. Трудно сказать, когда именно вспыхнула свара и когда закончилась: то ли вскоре после взятия Кремля, то ли после разгрома польского летучего корпуса. Скорее всего, земскую армию то и дело лихорадило на сей счет.
Часть ценного имущества казаки отобрали у пленных, да и просто вытащили из опустевших кремлевских помещений. Но, не удовлетворившись добычей, они потребовали уступить им то, чем овладело земское командование. «Казаки же начали просить жалование беспрестанно, — говорит летопись, — а то себе ни во что поставили, что [литовские люди] всю казну Московскую взяли, и едва у них немного государевой казны отняли. И приходили [казаки] много [раз] в город. В один же день пришли в город и хотели перебить начальников. За них же вступились дворяне, не дали их перебить. У них же с дворянами много вражды было, едва без крови обошлось».[249]
Кое-какие сокровища оказались припрятанными. Доверенные лица поляков, ведавшие кремлевской казной, схоронили самые дорогие предметы в укромных местах. Возможно, берегли для своих иноземных хозяев: авось вернутся! А может быть, и для самих себя — коли удастся выжить, полагали они, когда-нибудь еще попустит им Господь вернуться за драгоценностями…
Земскому руководству пришлось подвергнуть их жесточайшим пыткам, и некоторые не выжили. Зато из тайников появились царский венец немецкой работы, скипетр, 22 золотых киота со святыми мощами, два ожерелья царицы Анастасии (матери святого праведного царя Федора Ивановича) общей стоимостью на 800 000 золотых флоринов и много иного.[250] До сих пор в околонаучных кругах циркулируют слухи: не всё, не всё отдали лукавцы земскому руководству! Тот же Федор Андронов, выживший после пыток, мог сохранить в тайне местонахождение клада, но забрать его уже не смог… Что ж, вероятно, археологов на территории Кремля еще ждут приятные сюрпризы.
Ну а для Трубецкого, Пожарского и Минина открылась возможность раздать денежное жалование дворянам с казаками, сохранить финансовый резерв и, главное, возобновить ризницу с царскими регалиями. Скоро они понадобятся — для венчания нового монарха на царство.
Успех большого дела складывается из мелочей. Из правильно отданных и как следует выполненных приказов самого раз ного масштаба, вплоть до самых незначительных. Из отношений, установившихся между начальниками и подчиненными. Из четкой организации повседневной службы. Из снабжения и распределения пищи, амуниции, боезапаса, наконец. Боевой дух, размах, полет, военный гений — очень важные, конечно же, вещи, но существует и нечто другое: армейский быт. Тот из полководцев, кто умеет его налаживать, получает огромную фору по сравнению с тем, кто подобным навыком не обладает. Совершенно очевидно, что князь Дмитрий Михайлович Пожарский сумел дать своему воинству должную организацию. Допустим, львиную долю проблем, связанных со снабжением, решал даровитый администратор Минин. Но…
Давайте загибать пальцы.
Неслучайно «посольский отряд» поляков врезался в русскую «сторожу». Ничего случайного для военачальника, правильно разметившего дозоры и постоянно приглядывающего за тем, чтобы они не оставляли позиции, не теряли бдительности. Это раз.
Неслучайно Пожарский успел хотя бы часть кремлевской казны поставить под охрану. Просчитал заранее, надо полагать, каким буйством аукнется казачье проникновение в Кремль. Это два.
Неслучайно дворяне защитили своих «начальников», т. е., прежде всего Дмитрия Михайловича. Смута на дворе: не сумел бы полководец завоевать преданность и уважение у своих подчиненных, так сложил бы голову как второй Ляпунов. Значит, сумел… Это три.
Вернувшись в Москву после «Страстного восстания», Пожарский скоро превратился из подающего надежды «разрядника» в любимого войском «гроссмейстера». А хороший гроссмейстер никогда не перестает просчитывать позицию. Разве только во сне.
Великая Смута высушила русское море и позволила взглянуть, что там, на самом дне его. Какие типы человеческие обитают у самого основания. Какая истина содержится в их словах и действиях. Они, живущие у самого основания русской стихии, в сущности, и определяют ее…
Там нашлась вонючая слизь с земноводными — Федор Андронов, Иван Шереметев, Михаил Салтыков… Стоит ли много говорить о них? Был бы весь народ наш таков, так давно бы вымер, истребил бы себя сам.
Там отыскались лидеры, наполненные витальной энергией, красноречивые, бешено-активные и заражающие своей активностью других — на добро и на зло: Козьма Минин, Прокофий Ляпунов, Иван Заруцкий.
