Нам потребовалось целых три часа, чтобы добраться домой в ту ночь. Метро работало только для высоких сановников Лужкова. Некоторые люди вообще всю ночь пешком добирались до дома. Государственное телевидение на следующий день показывало фрагменты бесед с раздраженными жителями пригородов, которым пришлось одиннадцать часов добираться домой на попутных машинах с этого «народного праздника».
Глава восьмая
Потемкинская корпорация
850-летие прошло, и Москва стала возвращаться к нормальной жизни. К концу августа в город из временной ссылки вернулись проститутки и любители нюхать клей. Строительные бригады самовольно бросили работу в недостроенных домах, внезапно прекратилось обновление дорожного покрытия улиц.
Шоу закончилось. Москва искупалась в лучах славы, все получили много впечатлений, теперь пришло время вернуться к реальной жизни. Мне не следовало бы удивляться столь резкому переходу. Русские люди привыкли к таким вводящим в заблуждение показухам еще со времен Потемкина – советчика (и любовника) Екатерины Великой. Этот ловкий князь велел возводить деревянные фасады несуществующих деревень вдоль берегов Днепра. Когда его царствующая любовница путешествовала с ним по реке на барже, она убеждалась, что русские поселенцы успешно колонизируют недавно обретенные территории в южных районах Украины, после чего наградила князя землями, на которых сегодня стоит Днепропетровск. Эта традиция была унаследована советскими провинциальными лидерами, мостившими дороги на большие расстояния и не жалевшими краски на придорожные объекты, стоящие по пути следования инспектирующих крупных партийных руководителей, чтобы те тоже могли убедиться, что в их царствах все в порядке.
В девяностых годах XX века капиталистическая Россия вдохнула новую жизнь в старую традицию, устанавливая в домах огромные ультрамодные окна, чтобы привлечь зарубежных инвесторов. Недавно приватизированные предприятия, превращенные в компании, соревновались между собой, кто лучше оформит финансовые документы по западному образцу, чтобы потенциальные международные кредиторы быстрее вникли в существо предложений этих компаний.
Их руководители щеголяли американскими модными словечками и выражениями типа «корпоративное управление» и «прозрачность», а все крупные компании издавали квартальные отчеты на английском языке на мелованой бумаге – они валялись в каждом углу нашего офиса. Действительность, однако, могла быть несколько другой, как я открыл для себя, когда слетал в июне в командировку на юг России, чтобы присутствовать на одном из собраний акционеров. При всех разговорах о прогрессе поведение советов директоров в России вызывало чувство какой-то недосказанности и желание раскрыть все карты в игре.
В один из теплых и сырых июньских дней, в пятницу, я приехал в московский аэропорт Домодедово, чтобы попасть на самолет до Липецка, где на самом крупном в России сталепрокатном предприятии должно было состояться ежегодное собрание акционеров. Внутри пыльного терминала было тихо, одинокий голубь хлопал крыльями среди немытых стропил, а огромный рекламный плакат сигарет «Мальборо» на стене призывал курить, как ковбои. Место было пустынным, если не считать вездесущей таксистской мафии, чьи небритые представители рыскали по вестибюлю, как и в любом аэропорту, расположенном к востоку от Берлина.
Не было заметно каких-либо других корреспондентов, которые, как предполагалось, должны были тоже лететь в Липецк чартерным рейсом, организованным Борисом Йорданом. Не видел я также никого из адвокатов и служащих корпорации, с которыми я должен был лететь. На табло не было какой-либо информации о рейсе в Липецк. Справочное бюро, естественно, не работало.
Может, я попал в другой аэропорт? Однако нет, в моем факсе был четко указан аэропорт Домодедово. В смятении я сел на радиатор отопления и поступил в соответствии с призывом плаката «Мальборо». Прошло двадцать минут, затем еще полчаса. У моих ног уже образовалась небольшая кучка окурков, но по-прежнему на терминале не было никаких признаков жизни. Часы отсчитали еще сорок минут. Я спросил у проходившей мимо служащей аэропорта, не было ли чартерного рейса на Липецк. Вместо ответа она уклончиво пожала плечами.
Протянулись еще десять минут. У меня начал уже назревать конфликт с бандитского вида шоферами такси, которые настойчиво предлагали отвезти меня назад, в Москву, за пятьдесят долларов, а я не соглашался. Цена всегда была пятьдесят долларов, неважно, в каком городе или в какой стране бывшего Советского Союза вы находились, – аэропорты контролировались бандами, свирепо охранявшими свой бизнес от чужаков и силой навязывавшими монопольные цены. Некоторые из водителей раньше были заводскими рабочими, в трудные времена сменившими профессию. Однако большинство таксистов состояли из одетых в черные кожаные куртки, внушающих страх грубиянов, с наколками на пальцах, пивными животами и сломанными носами. Обычно они толпились вокруг иностранца, рыча: «Пятьдесят долларов!», при этом эмоционально растопыривали свои пять толстых пальцев, чтобы восполнить ограниченный запас английских слов.
Они могли быть опасны. Коллега Роберты из ОСО, инженер из штата Миссури, недавно был ограблен во время поездки из этого аэропорта – под дулом пистолета его вытащили из машины, завели в лес, раздели до нижнего белья и бросили там, как говорится, на съедение волкам. Он несколько часов скитался по лесу в трусах и майке, пока не добрался до места, где ему оказали помощь.
В Шереметьево, сердце московских международных авиалиний, шайки таксистов слегка подправили свой имидж. Цена осталась неизменной, но там стали выдавать квитанцию об оплате, а немецкие машины, окрашенные в радостный желтый цвет, вообще создают атмосферу нормальной жизни. К сожалению, подобная реформа пока еще не дошла до аэропорта Домодедово.
Я уже был готов отказаться от полета и воспользоваться услугами таксистской мафии, как вдруг из подъехавших к главному вестибюлю аэровокзала микроавтобусов высыпалась группа хорошо одетых молодых людей, напоминающих банкиров-инвесторов и обладающих большой властью адвокатов. Никогда в жизни я еще так не радовался при виде толпы законоведов в подтяжках.
Мы погрузились в наш чартерный самолет, который без каких-либо уведомлений тихо подогнали к предангарной бетонированной площадке. Это был небольшой советский Як-40, на которых раньше обычно летали региональные партийные руководители и директора крупных предприятий. Мы заняли свои места, и законоведы уложили свои портфели перед взлетом. Юридическая команда Йордана состояла из лучших молодых юристов России, мужчин (все они были мужчинами), таланты которых до этого впустую растрачивались на дела по квартирной плате и аренде жилья. Сейчас же, по дороге на собрание акционеров Новолипецкого металлургического комбината (НЛМК), их взгляды выражали напряжение хорошо натренированных спортсменов, готовящихся к нелегкому матчу.
