Улучшение нашего положения не являлось приоритетным для французского правительства. Таким, как мы, помощь предоставляли по остаточному принципу. Я была одинокой женщиной с пятью детьми, которые забыли, что такое горячая домашняя пища. Да, у детей была кровать, но не было места для игр ни внутри дома, ни за его пределами.
Учеба давалась Мелиссе непросто. За маленьким столом она готовила уроки, а рядом довольно шумно играли ее братья. Дочь, объясняя допущенные ошибки в домашнем задании, рассказала об этом своей учительнице. Тронутая рассказом, та поставила в известность директора школы, который в свою очередь предоставил Мелиссе бесплатное питание в школьной столовой.
Несколько наших с Норой знакомых по работе хлопотали перед городскими властями о предоставлении нам более подходящего жилья, но все их усилия пока не принесли никакого результата. Нас просили подождать.
Шли дни, дети становились более беспокойными. Им нужно было двигаться, развиваться, но условия не позволяли. Хозяева ворчали, недовольные шумом в комнатах и в коридорах, который производили близнецы, возвращаясь из детского сада. Услышав замечание, я старалась призвать сыновей к порядку, но сама же отпускала вожжи, стоило лишь мне поставить себя на место детей. Нельзя закрывать маленьких детей в гостиничном номере на целый день, где единственным развлечением остается телевизор. Походы на обеды и ужины тоже требовали больших усилий, связанных с дисциплиной.
Но некоторые поступки, приемлемые дома, были совершенно недопустимы в общественных местах. И тогда я покупала консервы и разогревала их под струей горячей воды в умывальнике. Мы ели их чуть теплыми.
А к холодному молоку по утрам я сама никак не могла привьщнуть.
Один Господь знал, сколько нам еще придется жить в таких условиях.
Однажды утром я почувствовала ужасную боль внизу живота, которая сопровождалась кровотечением. Мелисса повела меня в больницу, а Нора осталась с братьями.
Врачи обнаружили у меня маточную опухоль. Лечение требовало срочного оперативного вмешательства.
Операцию назначили на следующий день, и я осталась в больницей Мелисса вернулась в гостиницу одна.
Только они с Норой могли позаботиться о мальчиках, а я в который раз оказалась не в состоянии выполнять свои обязанности матери. Опять меня одолевали мысли: что будет, если я не проснусь после наркоза? Кто тогда позаботится о моих детях? Нора была еще слишком молода для этого.
Видя, как я нервничаю, врач посоветовал позвонить детям, что я и сделала. Нора просила меня думать о выздоровлении и заверида, что позаботится о младших членах семьи. Немного успокоившись, я смогла уснуть, но утром от спокойствия не осталось и следа. Я боялась операции. Страх цепной реакцией вызывал все другие опасения. В гостинице мы жили уже более девяти месяцев. Дети питались как попало, они были худыми как щепки, особенно Элиас, который и раньше не был упитанным. По горло в заботах, я запустила свое собственное здоровье, и теперь лежала и представляла все в черном цвете: как сыновей ругает хозяин, как воспитательница находит близнецов ненормальными оттого, что они считают своим домом гостиницу.
Перед тем как меня усыпить, анестезиолог справился о моем настроении. Я хотела, чтобы все закончилось поскорее, и попросила врачей поторопиться. Теряя контакт с реальным миром, я представила, как мои дети сидят на кровати и играют. Какая-то часть меня оторвалась от тела и взмыла к потолку. Я хорошо видела хирурга и его ассистентов в операционной. В какойто момент я отчетливо услышала, как один из врачей крикнул: «Быстрее, мы ее теряем!» Все собрались вокруг меня. Замелькали хирургические инструменты.
Пока медики суетились, я вспоминала свою жизнь.
Видела себя маленькой девочкой в доме своих родителей, слышала их обидные слова. Приятным, но коротким сюрпризом стало видение Амины. Мелькали лица знакомых мужчин: отца, Абделя, Хусейна, террористов.
Это был фильм, снятый по моей жизни, который быстро прокручивался перед глазами.
Голос хирурга вернул меня в операционную: «Ей трудно дышать. Легкие почти не работают. В реанимацию ее, быстро!» Я почувствовала боль в грудной клетке, но ничего не могла сделать. Мое тело покатили в реанимационное отделение. Даже находясь в коме, я понимала, что ситуация критическая. Кто-то из медперсонала взялся предупредить моих детей.
Позже я ощутила присутствие Норы, но не могла заговорить с ней. Я слышала ее плач, и мне так хотелось утешить дочь. Мое состояние не улучшалось, и врач убедил Нору связаться с родственниками. Подумав, она согласилась.
Трубку сняла моя мать.
— Здравствуй, бабушка, это Нора…
— Что еще за Нора? — переспросили ее после долгого молчания.
— Твоя внучка Нора! Дочь Самии, — сквозь слезы объяснила Нора.
— У меня нет ни такой дочери, ни такой внучки!
— Есть! У тебя есть дочь, бабушка! И она может умереть в больнице! Если она умрет, мы останемся совсем одни в гостинице. Что будет с нами тогда?
Видимо, ее бабушка осознала серьезность ситуации, потому что вдруг ни с того ни с сего поинтересовалась моим здоровьем и адресом, по которому находились дети. Для Норы это стало полной неожиданностью, и она назвала адрес.
Четыре дня я находилась под наблюдением врачей, слышала все, что происходило вокруг меня, но ни говорить, ни двигаться не могла. Знала только, что я в надежных руках. Дочери сидели у изголовья. Знала я также, что Нора оставила работу, чтобы быть рядом. Когда я наконец открыла глаза, они бросились друг другу в объятия от радости. Я узнала, что мои родители сообщили Норе, что в случае моей смерти они заберут ее с Мелиссой к себе, а о сыновьях будет заботиться их отец. Моих детей хотели репатриировать и разлучить.
Нора сказала, что сообщила в Алжир наш адрес и телефонный номер. Я сомневалась в правильности такого поступка, и время подтвердило мою правоту.
Я попросила Нору передать моим родителям, что мое состояние улучшилось, и попросить их не беспокоиться. После двухнедельного лечения я выписалась из больницы, но стоило войти в комнату, я сразу почувствовала знакомую атмосферу страха. Малыши повисли у меня на шее — они так по мне соскучились, — но выражения их лиц оставались странными, перепуганными. Что-то определенно произошло. Нора объяснила.
— Угрозы возобновились. Как в Алжире. В последний раз мне сказали: «Твоя мать получила то, что заслуживает. Благодаря Господу она больше не сможет рожать ублюдков». Подобное мы с Мелиссой слушаем уже десять дней. У нас нет сил это слушать!
— Мне страшно смотреть в окно! — добавила Мелисса. — Мужчина, который нам угрожал, сказал, что звонит из булочной напротив гостиницы. И я видела его в окно.
