В начале шестидесятых годов о разведывательной деятельности Бонна известно было еще мало. Официальная ФРГ отрицала, что у ее Комиссии по защите конституции есть еще и особые шпионские интересы. И военный шпионаж ФРГ держался в величайшем секрете.
В последующем, благодаря мастерству наших людей, а также людей Вольфа, нам удалось многое разузнать. Как и с другими разведками стран НАТО, мы со службой Гелена вступили в лобовой бой. Никакой маскировки под охраной закона, никаких объявлений о ложных задачах — мы схватились друг с другом как настоящие, четко определенные неприятели и бились как на внутренней, так и на международной арене.
При координации действий у нас с Берлином не возникало серьезных проблем. Мильке и Вольф пользовались нашим полным доверием. По-человечески это были очень непохожие люди. Вольф был несколько общительнее, я ценил его высоко дипломатическую манеру вести переговоры, которая временами контрастировала с резкостью Мильке. Иногда мне казалось, что их собственные взаимоотношения оставляли желать лучшего. Одно время я даже предполагал, что Вольф будет отозван со своего поста. Однако мы, когда обострялись отношения этих людей, вели себя в высшей мере осторожно, чтобы, не дай бог, не подлить масла в огонь и своими действиями не обострить их противостояние и уж вовсе не стать их причиной. К тому же Мильке, так же как Ульбрихт и Хонеккер, не говорил по-русски. В то время как у Вольфа, который провел несколько лет в Москве, с русским языком проблем не было. И это тоже играло большую роль в наших отношениях.
На мастерство восточногерманской разведки мы не раз полностью полагались, а подчас просто вынуждены были это делать: какой-либо диктат с нашей стороны, неуместное вмешательство воспринимались бы с их стороны с большим неудовольствием. У немцев была своя голова на плечах, и они знали, как ею пользоваться. Если и случалось, что между нашими и их работниками возникали споры, то они быстро и сообща гасились. На более высоком уровне всегда старались действовать в интересах общего дела, обходить острые углы, устранять ненужное соперничество. Что же касается обещаний и обязательств, которые обе стороны давали друг другу, то и мы, и немцы могли на слово партнера положиться.
Мильке, Вольф и их разведчики, благодаря доставшимся им в наследство традициям еще с имперских времен, располагали определенными возможностями для добывания информации как в Северной Африке, так и в других бывших германских колониях. Добросовестно работали они и в Латинской Америке, где после войны возникли значительные немецкие поселения. Нельзя было сбрасывать со счетов и их помощь рождающейся социалистической Кубе. Зато их деятельность в США была не слишком богата: как представители страны, не получившей полного дипломатического признания, они не могли себе многого позволить.
Что касается польской разведки, то и в тщательности, и в успешности она во многом не дотягивала до восточных немцев. К тому же в отношениях с нами и с Берлином поляки не раз проявляли излишнее самолюбие, национализм. У них бытовало представление о том, что их якобы постоянно лишь используют. Поэтому их доверие к нам было не очень высоким. С нашей стороны соответственно доверие было ничуть не большим, тем более что наша подозрительность была оправданной. Ведь еще в 1956 году секретный доклад Хрущева на XX съезде попал на Запад именно через Польшу.
Не лучше обстояло дело и с сохранением военных секретов. Как только новый тип вооружений появлялся в соседней стране, о нем вскоре уже можно было прочитать на Западе — и снова следы вели к полякам. В общем, польское сознание, видимо, уже тогда работало на рыночном уровне.
К тому же поляки были не слишком трудолюбивы. Например, имея немалые возможности для сотрудничества со своими эмигрантами во Франции или Соединенных Штатах, они использовали их минимально, как говорится, работали «спустя рукава».
Отношения со спецслужбами Чехословакии, Венгрии, Болгарии были дружескими, рабочими и взаимно доверительными.
Гораздо прохладней были отношения с Румынией. С Югославией все было еще сложнее.
Правда, на закате эры Хрущева начинало казаться, что установление контактов между Москвой и Белградом по части обмена секретной информацией и сотрудничества разведок становится возможным. Однако это ожидание не оправдалось. Во время моего визита на Балканы мы договорились о конкретных шагах, в том числе и о посылке советского офицера связи в Белград. Человек, которому это было поручено, в Белград прибыл, и они к нам прислали своего для связи между нами. Но дальше дело не пошло.
Несколько месяцев нашего представителя никто не хотел замечать. Наш человек ждал и ничего не делал, ибо любое проявление нашей неосторожности лишь помешало бы улучшению отношений с Югославией. По нашей инициативе он только передал югославам две или три информации. И ничего больше.
Но секретные службы Югославии ответили совсем не так, как мы ожидали. В квартиру нашего представителя проникли «грабители», дав ему понять что он человек нежеланный. Анализ показал, что действовали профессионалы. Чтобы избежать продолжения подобного, мы нашего представителя отозвали.
Дальнейшие попытки были безрезультатны. Доверительные отношения так и не сложились. Югославы линию самостоятельности вели до конца…
Подбор агентов, которым предстояло на Западе работать на нас, был весьма многоплановой работой. Вот где действительно невозможны шаблон и прямолинейность! И здесь использовались самые разнообразные методы и подходы.
В одном случае нам повезло поймать значительную фигуру на любовных авантюрах, более того — тут мы «помогли» человеку и тем самым раздобыли богатый компрометирующий материал. В другом — агентурный контакт развился на основе случайной встречи и личных симпатий. Всегда находились люди с самой обычной и распространенной человеческой слабостью — страстью к деньгам. И, наконец, были те, кто сотрудничал с нашей страной и ее политической системой вне зависимости от того, что или сколько они получат за свою информацию. У нас это называлось по «идейным соображениям».
Найти такого агента сложно, но чрезвычайно важно. Это — большая удача.
Если дело шло о проникновении в сферу западных ядерных секретов, в министерства и учреждения, где принимались принципиальные решения, определявшие направления политики, мы ставили перед собой конкретную задачу и целенаправленно шли к ней на всех фронтах. А это означало скрупулезное изучение, наблюдение, анализ, координацию действий между резидентом на месте и руководством разведки, а в особо важных случаях и руководством всего Комитета.
