Из Сусуманского района в Ягоднинский я отправился вместе со своей артелью по соображениям совершенно субъективным, но для меня принципиальным, к моему удовольствию, хорошо понятым и поддержанным моими товарищами. Прежние сусуманские руководители (Власенко, Струков и другие), симпатию которых и готовность помочь мы всегда чувствовали, разъехались – кто в Магадан, кто в Москву, а во главе районной власти стал тот самый Одинцов, который довел до слез Римму, отказываясь подписывать ордер на квартиру, чтобы отдать ее «более достойным». Работать под началом этого человека мне было неприятно, да и нужды в том не было: нашу артель уже хорошо знали, и мы обрадовались, получив приглашение поработать в ягоднинском районе на прииске «Горный», расположенном в 400 километрах от Магадана. Одинцов отговаривал: «Кто тебя там знает!» «А чего меня знать, – отвечал я, – накопаю много золота – и все будут знать».
Но кто же нас пригласил? Это покажется парадоксальным, но позвал нас старый знакомый, лучше многих знающий нас, – Заал Георгиевич Мачабели' назначенный начальником прииска «Горный». Мы рассудили, что нам известно, по крайней мере, чего от него можно ждать, и ему понятно, с кем придется иметь дело, а это надежнее, чем неизвестность. Но работать под началом Мачабели нам не пришлось. К тому времени, когда артель перебазировалась на прииск, он отбыл в отпуск, а после на родину – в Грузию. Поиски золота на территории Ягоднинского района начались на рубеже 20-х – 30-х годов XX века, когда в этом глухом медвежьем краю появились поисковые партии, исследовавшие долины рек Дебин, Сусуман, Оротукан, множества других притоков верховий Колымы и район озера Джека Лондона. Я слышал о необыкновенной красоте ландшафтов этих мест, кое-где сильно изуродованных лагерями, но еще сохранивших на громадных пространствах безмолвие горных цепей. Мы перебазировали артель на ручей Загадка, еще не зная, что в этом районе задержимся на семь лет.
Здесь мы с самого начала стали работать на принципах, опробованных на сусуманском прииске им. Фрунзе: оплата за конечный результат. Никакое начальство не может нам диктовать распорядок трудового дня или какую выбрать технологию. Мы прошли этап трудных споров с инженерами, экономистами, бухгалтерами и даже с геологами, не успевавшими брать за нами пробы.
Горные работы вели с большим перевыполнением плана. Артель стала ведущей и в Ягоднинском районе. У меня было приподнятое настроение. Из Сусумана приехала Римма с нашим сыном – начинать жизнь на прииске «Горном».
Столицей местности был рабочий поселок Оротукан с хорошими ремонтными мастерскими, не уступавшими материковым. А в окрестной тайге видны были вышки и двухрядные заграждения, за которыми находились лагеря Горный, Таежка, Ларюковая. В артели уже все – были свободными, то есть отсидевшими свой срок или с досрочно снятой судимостью, но никто особо не торопился возвращаться на материк, предпочитая еще пожить с людьми, – которых давно знаешь, близкими по судьбе и по духу, а дальше видно будет.
Едем с прииска «Горный» в Магадан. За рулем «Волги» – Володя Сайфулин, прекрасный механик, много лет проработавший на Колыме. Курил он одну папиросу за другой. О чем бы ни заходил раз говор, всегда резко отзывался о том, что ему не нравилось, часто употребляя слова «педерасты, минетчики». На мой вопрос: почему так много курит, отвечал, что не хватает силы воли бросить.
– В самом деле не хватает?
– Конечно.
– А почему ты так осуждаешь этих людей? Ты вот папиросу в рот тащишь, они от другого отказаться не в силах.
Вижу, как черные глаза загораются злобой:
– Да как ты можешь сравнивать?!
– А какая между вами разница, если силы воли не хватает?
Желваки заходили на скуластом лице.
Ехать долго, часов девять. Я отвернулся, смотрел в окно, ехали молча. Часа через два Володя полез в карман за папиросами, потоп посмотрел на меня со злостью и выбросил смятую пачку на дорогу.
И еще несколько слов о вредных привычках.
Напивался я всего раза три в своей жизни.
Во Владивостоке я шел ночью из ресторана на судно, настолько пьяный, что даже не мог поднять руки. В порту мне встретилась на тротуаре компания – две девицы и два парня. Была глубокая осень, дорога залита жидкой грязью. Один из парней, идущих навстречу, взял меня за борта пиджака и ударил головой в лицо. Я упал в грязь, хорошо хоть не захлебнулся. Не помню, как добрался до трапа. А был я уже четвертым помощником на «Емельяне Пугачеве», который через день должен был уходить в загранрейс. Эта история заставила меня о многом подумать. Потом я часто вспоминал прочитанное когда-то: «Садясь пить, знай, что на дне бутылки может быть больше горя, чем на самом большом кладбище».
Проблем внутри артели было через край. Одни сумели забыть о прошлом, втянулись в работу, стали переживать за общий успех, а другим переход из одного социального статуса в другой давался тяжело, они не могли избавиться от кошмаров прошлой жизни, мучивших их. Кое-кто срывался, запивал.
В 1962 году на Сентябрьском месторождении нам отвели участок l: «заверенными» запасами, а они, как часто бывало, не подтвердились – участок оказался так называемым «глухарем». Точнее, мощность золотоносных песков оказалась всего 10 – 15 сантиметров – крайне тонкий золотоносный пласт, хотя и с высокой концентрацией золота, но «на массу» – практически нулевой. И только когда началась промывка, это стало понятно. Два месяца мы работали впустую, золото не отходило. Уже кончался сезон, а мы сдали всего 30 килограммов. Это был полный прогар!
Что предпринять? На ум приходили разные варианты. Самым заманчивым был давно отвергнутый всеми проект разработки богатого месторождения, которое находилось под руслом реки Оротукан, недалеко от ключа Загадка. Я советовался со специалистами. Саша Погребной (позже – генеральный директор «Северовостокзолота»), Валентин Василевский (он потом стал заместителем главного механика «Северовостокзолота»), да и многие другие считали, что отработать это месторождение мы не сможем. Маркшейдеры говорили, что это сложно, почти невыполнимо, хотя теоретически возможно. Технический совет единодушно заявил, что это авантюра. Но мы решились взять золото из-под реки.
Была середина августа. На двух машинах я привез своих бульдозеристов на берег Оротукана и откровенно сказал: «Положение – хуже быть не может». Помню, как сейчас, они меня окружили, а я им показал на реку, на дне которой был буквально золотой клад; Мне нужна была полная поддержка бульдозеристов, от которых зависел успех дела.
– Вот, – объяснял я, – там большое золото, о нем знают несколько десятилетий, но, чтобы подступиться к нему, нужно отжать от подводного полигона воду вверх по склону и на этом участке направить реку в другое русло.
