430
О том, сколько связей можно обнаружить между идеей Книги у Джойса, проникнутой оккультизмом (усвоенной если не иными путями, то через посредство Йейтса, – и см. об этом: Boldereff [Болдерефф]. Op. cit. Р. 74 ff.), и идеей книги в магическом и каббалистическом гуманизме, см., например, очерк Эудженио Гарина (Eugenio Garin, Alcune osseruazioni sul Libro come simbolo [ «Некоторые замечания о Книге как символе»], in: Umanesimo еsimbolismo [ «Гуманизм и символизм»], Atti del IV Сопи Int. di Studi Umanistici [ «Акты IV Международного Конгресса исследователей гуманизма»]. Padova, Cedam, 1958. P. 92 ff.
«Поймандр» («Пастырь мужей»): в узком смысле – первый по порядку трактат из так называемого «Герметического свода» (Corpus Неrтеtiсит), написанный, видимо, до II в. н. э. Русский перевод трактата «Поймандр» (к сожалению, не внушающий особого к себе почтения) см.: Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада. Пер. К. Богуцкого. Киев: Ирис; Москва: Алетейа, 1998. С. 13–22, 556–558 (примечания). См. там же главу из исследования Ханса Йонаса «Религия гнозиса», посвященную этому трактату (с. 429–453). В широком, неточном смысле «Поймандром» называют зачастую всю герметическую литературу; см.: Поснов М. Э. Гностицизм II века и победа христианской церкви над ним. Киев, 1917. С. 88–97.
См.: Е. Garin. La cultura filosofica del Rinascimento italiano [Э. Гарин. «Философская культура итальянского Возрождения»]. Firenze, Sansoni, 1961.
О характерной возрожденческой (и поствозрожденческой) потребности в «зеркале», в «театре мира», в вербальном механизме, способном объять весь универсум, см.: Paolo Rossi. Clavis Universalis [Паоло Росси. «Вселенский ключ»]. MilanoNapoli, Ricciardi, 1960.
[См. также: Йейтс Ф. Искусство памяти. СПб., 1997 – А. К.]
«Wovon man nicht sprechen kann, darüber muß man schweigen» (нем.) знаменитый афоризм № 7, заключающий собою «Логико-философский трактат» Людвига Витгенштейна (1889–1951).
См., напр.: «Изумрудная скрижаль» (Tabula smaragdina), 2 (Гермес Трисмегист и герметическая традиция Востока и Запада. Киев: Ирис; Москва: Алетейа, 1998. С. 314, 315).
Джойс говорил о ФП: «Это, возможно, сумасшествие. Судить об этом можно будет спустя век» (сообщено Луи Жийе в «transition», 1932).
В этом смысле «Улисс» исполнял также негативную функцию: как симптом некой ситуации (а не только отречение от нее). Если искусство – это, как говорилось выше, «оценивание ценностей», в то же время оно представляет собою также оценку обесценивания этих ценностей и наиболее прозрачное разъяснение любой аксиологической ситуации. Случилось так, что в самый разгар эпохи сталинизма, в 1931 г., «Большая советская энциклопедия» устами Е. Ланна отдала дань уважения «Улиссу»: «…роман – совершенное выражение того мировоззрения, крое характерно для культурных верхов Европы в эпоху сумерек капитализма. Гносеологический и этический релятивизм буржуазной интеллигенции – закономерное следствие… происходящего там экономического процесса. Рассматриваемая социальная система в падении всегда увлекает за собой весь сложный комплекс культурных ценностей. Сигнализируя с дальновидностью подлинного художника о надвигающейся великой переоценке этих ценностей, ставя под удар своей критики все идеологические и бытовые устои современности, стремясь возможно сильнее заострить обвинительный акт против буржуазной морали и буржуазного мировоззрения, Д. не вышел из‑под их власти, отражая т. о. трагическую идейную опустошенность передовой европейской интеллигенции. В этом отношении “Улисс” замечательный памятник эпохи…» [Е. Ланн (у Эко эта фамилия воспроизведена ошибочно: Е. Laum). Джойс Джеймс. // БСЭ (гл. ред. О. Ю. Шмидт). М., 1931. Т. 21. С. 802–803. – A. К.].
Приводимая у Эко «советская» оценка творчества Джойса, конечно, грешит вульгарным социологизмом; и все же, как это ни странно, в некоторых отношениях она выгодно отличается от того, что полагалось писать о Джойсе в СССР во времена куда более «вегетарианские». Вот пример типичного набора стандартных формул (Е. В. Корнилова, 1964): «Страдая от гнета, к-рому подвергали Ирландию англ. и ирл. капиталисты, и в то же время не веря ни в действенность нац.‑освободительной борьбы, ни в идеалы культурно-освободительного движения (…) Д. в 1904 г. уехал на Европейский континент. (…) В сб. ранних рассказов “Дублинцы” (…) подверг критике англ. властителей Ирландии и их ирл. приспешников. (…) Объективно “Улисс” является беспощадным приговором бурж. миру, хотя сам автор подвергся губительному воздействию этого мира – нигилизм, ощущение обреченности, тупика, отсутствие положительных обществ, идеалов делают созданную им картину бесперспективной. В этом произведении Д. впервые использовал метод, к-рый ведет к полному разрыву с реальной действительностью [! – А. К.] и утвердился как принцип самодовлеющего [! – А. К.], внутри субъекта протекающего “потока сознания” (…) Все эти ухищрения ведут к распаду литературной формы романа, что наглядно сказалось в “Поминках по Финнегану”, фантасмагорич. сочетании яви и сновидений, свидетельствующих об упадке лит. дарования Д. [! – А. К.]. (…) Влияние творчества Д. на бурж. лит-ру различных стран способствовало углублению в ней декадент. тенденций и привело мн. писателей в тупик алогизма» («Краткая литературная энциклопедия». М., «Советская энциклопедия». Т. 2. С. 654–655). Подробнее о «рецепции» Джойса в советскую и постсоветскую эпохи см.: Хоружий С. С. «Улисс» в русском зеркале (Джойс. Т. III. С. 567–605).
Ср.: «Его навязчивой фразой в начальные дни (Второй мировой) войны было: «Надо, чтобы они оставили в покое Польшу и занялись “Поминками по Финнегану”» (Хоружий С. С. «Улисс» в русском зеркале (Джойс. Т. III. С. 567–605).
См. предисловие Ричарда Эллманна к книге Станислава Джойса (Stanislaus Joyce. My Brother's Keeper [ «Смотритель за своим братом»]).