Чрезвычайно важное значение вопроса безопасности прежде всего при принятии на работу заставляет меня сделать еще несколько замечаний. При правильном проведении проверки можно еще до начала работы нового сотрудника выявить опасность, угрожающую ему самому, его семье и разведывательной службе. Если не удается исключить или хотя бы свести эту опасность до минимума, от таких кандидатов приходится отказываться, даже если они обладают высокой квалификацией.
Одним из моих принципов, которого я твердо придерживался, был следующий: не принимать на работу людей, прибывших совсем недавно в Федеративную Республику из коммунистических стран. В пятидесятых и шестидесятых годах, еще до возведения Берлинской стены[62], эти мои указания касались в первую очередь беженцев и перебежчиков из советской оккупационной зоны, нынешней ГДР. Мы отказывали всем таким лицам, кто приходил к нам наниматься на работу, так как нельзя было исключить опасность того, что еще до переселения в ФРГ они могли быть завербованы разведкой противника. Нужно было также иметь в виду, что после некоторого периода проживания за Эльбой эти люди могли подвергнуться шантажу со стороны вражеской разведслужбы, которая, используя оставшихся в ГДР родственников и знакомых, привлекала бы их к сотрудничеству, а затем внедряла в нашу службу.
По этим же причинам мы не брали на работу, разве лишь за редким исключением, лиц из числа бывших военнопленных, возвратившихся в Федеративную Республику из Советского Союза или других восточноевропейских стран. И хотя в целом ряде случаев я лично пытался как-то смягчить их судьбу, мы постоянно получали подтверждения, что советская секретная служба незадолго до освобождения военнопленных часто пыталась угрозами и посулами склонить их к разведывательной деятельности в свою пользу в Федеративной Республике. О силе характера и любви к родине немцев свидетельствует тот факт, что большинство офицеров, подвергавшихся такой обработке, отреагировали единственно правильным образом: они доложили об этом после своего возвращения соответствующим немецким органам.
Решение в отношении поступавших к нам на работу лиц из Федеративной Республики и западного зарубежья я во всех случаях без всякого исключения оставлял за собой.
Соображения безопасности побудили меня принимать на работу в «Организацию Гелена» только тех людей, которых рекомендовали наши сотрудники. Оглядываясь назад, я прихожу к выводу, что эта практика себя оправдала, хотя в то время у нас альтернативы и не было. В своих проверках мы опирались на определенный опыт. И как раз в тех условиях родственные отношения являлись своеобразной гарантией сплоченности организации. Однако такая ориентация, по сути дела вынужденная на ранней стадии нашего развития, вызывала с разных сторон критику в некой «семейственности». Охотно с ней соглашаюсь, тем более что критики были не осведомлены о тогдашнем положении наших дел. Однако кумовство и семейственность в истинном значении этих понятий у нас исключались хотя бы потому, что процесс проверки был одинаков для всех. Этого правила строго придерживались во всех подразделениях. Принятый на работу сотрудник должен был доказать свои способности и умение, от чего зависело его дальнейшее продвижение по службе.
Как только мне представлялась возможность, я пытался привлечь наиболее подходящих для разведывательной деятельности кандидатов из различных слоев общества, не делая никому скидок, для работы в нашей организации. Поначалу робкие подсказки и рекомендации, которые делали мне государственные и политические деятели, желая помочь нам в подборе кадров, превратились к концу моей деятельности на посту начальника службы в активную поддержку. Это явилось своеобразной реакцией на общественную критику, которая стала звучать слишком громко, мешая нашей деятельности. От нас требовали, например, сделать гласным и открытым набор новых сотрудников. Но как критики представляли себе вербовочную кампанию – возможно, через биржу труда или объявления в газетах, – так до сих пор и осталось неизвестным. Короче говоря, это была неконструктивная критика. Просто наши недоброжелатели пытались лишний раз выставить службу в неблагоприятном свете. Я придерживаюсь мнения, что по опыту дружественных нам разведывательных служб нам необходимо иметь доверенных лиц в различных общественных учреждениях и прежде всего – университетах, которые давали бы систематически нам наводки на лиц, подходящих по своим данным к работе в разведке. И мы организовали такую систему.
Ряд выдающихся деятелей науки, среди которых я хотел бы отметить ныне покойного профессора Бергштрессера, проявили высокое понимание специфики нашей работы и готовность поддержать ее. Для них было ясно, что важную для немецкого государства деятельность службы могут успешно вести лишь сотрудники не только глубоко образованные, но и обладающие способностями к разведывательной работе.
Мне хотелось бы уделить большее внимание молодым сотрудникам службы, которые заняты в области сбора, обработки и оценки информации. Что от них ожидается, нельзя изложить просто в виде шаблонного наставления. Многогранность разведывательной работы, как в центральном аппарате, так и за рубежом, особенно это касается руководства агентурой и организации связи, требует разносторонности и от сотрудников. И хотя в интересах самих сотрудников и службы в целом следует стремиться к их взаимозаменяемости, все равно недостаток высококвалифицированных кадров будет постоянно ощущаться, а вакантные места останутся незаполненными.
Практически это означает то, что разведывательная служба никогда не будет в состоянии полностью раскрыть все без исключения намерения противника, тем более на длительный период времени. Наряду со специальными знаниями сотруднику, занимающемуся сбором информации, могут принести успех инициатива и размах, энергичное ведение дел и въедливость, творческий подход и умелые действия, а также импровизация и умение фантазировать. Секретная информация может не только расставить акценты на уже имеющейся картине обстановки в стане противника, но и подтвердить, модифицировать, а в отдельных случаях, что, однако, случается редко, изменить в корне представление о ней.
Вопросы, которые обычно возникают при поступлении устных сведений о намерениях противной стороны, отходят на задний план, если удается получить разведывательную информацию в виде документов или она добыта техническими средствами. В особенности это касается проблем большой политики, когда разведка докладывает о намерениях противника, которые зависят от многих, часто непредсказуемых факторов. Поэтому планы могут быть выполнены, а могут и остаться на бумаге. Тут первостепенное значение приобретают вопросы о достоверности информации и возможностях источника получать такие сведения. Сообщения политического характера могут представлять определенный интерес для военных и наоборот. Политические сведения могут подтверждаться и дополняться военной информацией, которая, в свою очередь, приобретает полную значимость за счет дополнительных данных из политической области. Здесь можно привести много примеров, но я ограничусь лишь одним. Незадолго до моего ухода в отставку возник вопрос: не приведет ли создавшееся в связи с развитием событий в Чехословакии политическое положение к выполнению советской военной угрозы? Мои сотрудники безоговорочно подтвердили такую возможность (в следующей главе я еще вернусь к этому вопросу).
