Василий Головнин - Записки капитана флота

Часть вторая

Происшествия с нами на воле. – Трудности и опасности, встретившиеся нам, когда мы шли по горам и морским берегом. – Недостаток в пище, изыскивание средств достать съестных припасов и овладеть судном. – План наших действий. – Японцы нас преследуют и вторично берут в плен. – Поступки их с нами. – Они нас ведут обратно в Матсмай, представляют губернатору и заключают в настоящую городскую тюрьму под жестокий и строгий надзор.

Надобно знать, что весь обширный остров Матсмай покрыт кряжами высочайших гор[53]; низменные долины находятся только при берегах и занимают небольшое пространство от моря до подошвы гор, которые после возвышаются постепенно хребтами, разделенными между собою глубокими лощинами, и так, что один хребет выше другого; дойдя напоследок до чрезвычайной высоты, они продолжаются по всему острову, местами несколько понижаясь, а инде опять возвышаясь. И потому вся внутренняя часть острова необитаема, а селения, как японские, так и курильские, находятся только по берегам.

Мы начали подниматься на горы верстах в пяти от морского берега и старались, где места позволяли, идти прямо к северу, направляя путь свой по звездам. При подъеме на первую гору я уже стал чувствовать в полной мере жестокую боль в ушибленном колене, которое вдруг опухло чрезвычайным образом. Когда мы шли по ровному месту, то с помощью палки я мог слегка ступать больной ногой, и чрез то боль несколько уменьшалась, но, поднимаясь вверх или идучи по косогору, по необходимости должно было и больной ногой упираться, тогда уже боль делалась нестерпимой. Притом не быв в состоянии равно идти обеими ногами, я скоро устал и почти вовсе выбился из сил, почему товарищи мои принуждены были каждые полчаса останавливаться, чтобы дать мне время отдохнуть и облегчить хотя немного больное колено.

Намерение наше было – прежде рассвета достигнуть до покрытых лесом гор, дабы иметь способ скрыться в оном от поисков неприятеля, ибо японцев мы должны были теперь считать непримиримыми себе врагами.

Когда мы прогуливались в долинах, окружающих город, то лес казался недалеко, но тут узнали опытом, сколь мы обманулись, ибо прямой тропинки к нему мы не сыскали, а поднимались где могли. Почему иногда по причине весьма темной ночи, не быв в состоянии видеть предметы в нескольких шагах от себя, приближались к такой крутизне, что подняться на оную не было средств. В таком случае мы принужденными находились идти по косогору не вперед, а в сторону в ожидании встретить удобный подъем; попав же на оный, тотчас опять карабкались вверх, пока не встречали новых препятствий.

Таким образом мучились мы более трех часов; наконец поднялись на высокий хребет гор и пошли по ровной вершине оного к северу, но судьбе угодно было везде поставлять нам препятствия и затруднения. Мы достигли теперь такой высоты, где местами лежал снег на большое пространство, а как по снегу идти нам было невозможно, ибо японцы настигли бы нас по следу, то, выбирая чистые места, где снегу не было, и не видя, далеко ли вперед они простираются, мы принуждены были ходить из стороны в сторону, а иногда и назад ворочаться; отчего мы исходили очень большое расстояние и измучились, но вперед подались мало.

Напоследок за час до рассвета вышли мы нечаянно на большую дорогу, по которой японцы ездят с вьючными лошадьми из города в лес за дровами, отчего дорога сия избита лошадиными копытами и людскими следами, притом и снегу на ней не было, следовательно, японцы наших следов никак приметить не могли. Вела же она прямо на север к лесу и лежала по ровной вершине горного хребта. Мы весьма обрадовались такой встрече и удвоили свой шаг. Теперь, идучи по ровному месту, я хотя и чувствовал в колене и даже во всей ноге жестокую боль, но оную в сравнении с тем, что испытал я, поднимаясь на горы, можно было назвать великим облегчением. Мы думали уже скоро достигнуть дремучего леса и располагали, забравшись в чащу оного, отдыхать там целый день, но матрос Васильев, оглянувшись, вдруг сказал: «За нами гонятся на лошадях с фонарями», – и с сими словами бросился с дороги в лощину. Взглянув назад, мы увидели несколько огней, показавшихся весьма близко, тогда и мы последовали за ним и начали спускаться по крутизне в глубокую лощину. Долго мы спускались, не находя ни лесу, ни кустов, где можно было бы спрятаться, а между тем уже рассветало. Если бы тогда был день, то нас можно бы было видеть со всех окружных гор, а скрыться было негде.

Наконец спустились мы на самый низ пространной лощины, со всех сторон окруженной почти голыми горами; в лощине лежало еще много снегу, но места, где бы можно было скрыться, мы не находили, а день уже настал. Несколько минут стояли мы на одном месте, озираясь кругом себя и не зная, что нам предпринять. Напоследок усмотрели в одном каменном утесе отверстие и, подойдя к оному, нашли, что тут была небольшая пещера, в которой мы едва все поместиться могли. Подле самой сей пещеры лился с горы большой водопад и выбил в снегу под ней яму до самого дна лощины, футов на десять.

К пещере подошли мы по снегу, ибо в этом углу рытвины весьма много его набито было. Она находилась в утесе, сажени на полторы от низа лощины, и водопадом снега было столько выбито, что мы едва могли с помощью небольшого деревца, у самого отверстия пещеры стоявшего, ухватясь за оное, шагнуть в нее. Малейшая неосторожность (или если бы корень деревца был слабо утвержден в расщелине, из которой оно выросло) могла бы повергнуть кого-нибудь из нас в выбитую водопадом яму, перемочило бы его до нитки, да и выкарабкаться оттуда было бы ему трудно, а мне с больной ногой моей и вовсе невозможно. Однако же благодаря Богу мы все благополучно вошли в пещеру.

Сидеть нам было очень не просторно, а притом и жестко, ибо грот наш до половины был наполнен плитником, из коего вся гора состояла и который лежал в беспорядке: многие плиты высунулись вверх краями и углами. А хуже всего было то, что мы почти не смели пошевелиться и принуждены были с величайшей осторожностью переменять положение тела, потому что дно пещеры было покато к яме, водопадом сделанной, а плитник мелок и сыпуч, так что мы с часу на час ожидали, что он покатится со всем и с нами в рытвину. И так мы не могли ни лечь, ни протянуться, а только с одной стороны на другую облокачивались.

Впрочем, убежище наше было очень скрытно. Японцы, не подойдя вплоть к оному, никак не могли нас видеть, а, к счастью нашему, весьма холодный утренник так скрепил снег, что следы наши на нем не были приметны. Нас беспокоил только один случай, которому виною был товарищ наш Шкаев. Когда мы уже спускались в лощину, он потерял колпак свой, сшитый им на дорогу из шерстяного русского чулка. Японцы, найдя оный, тотчас увидели бы, что это вещь из нашего гардероба, и могли бы к нам добраться. Притом надобно сказать, что мы также опасались, чтобы снег у нашего выхода из пещеры в течение дня от действия солнечных лучей не стаял в большом количестве. Тогда нам уже невозможно было бы опять выйти вон, ибо поутру, как я выше сказал, мы и в пещеру с трудом могли влезть.