«Президент: За обедом он [Каунда] очень нажимал на это. Он сказал, что сначала надо поставить его человека, а затем он выиграет выборы. Я спросил его, не будет ли выборов, и он сказал “Да”, и поэтому важно, сначала поставить Савимби, а затем он выиграет.
Секретарь Киссинджер: Каунда дает президенту урок политологии. [Смех]»[797].
В своем отношении к событиям в Анголе Каунда оказался тогда на одной стороне с Преторией, не говоря уже о Вашингтоне и Пекине. «Отметился» он и слабо завуалированным оскорблением Москвы и Гаваны, когда в январе 1976 г. на фоне побед МПЛА и кубинских интернационалистов говорил о «хищном тигре с его ужасными детенышами»[798].
Однако Солодовников сумел не только восстановить, но и значительно развить связи СССР с Замбией. Вскоре они стали распространяться и на такие «чувствительные» области, как поставки вооружения и направление советских военных специалистов. Посол США перед возвращением Солодовникова на Родину информировал Вашингтон: «Солодовников, давний фаворит американских и западноевропейских СМИ, которые называли его московским чудодеем на Юге Африки, оставляет в Замбии впечатляющие результаты…
Солодовников может считать советские успехи в Замбии во многом личной заслугой. Его терпеливые, неагрессивные манеры вместе с впечатляющим пониманием Африки способствовали установлению им хороших отношений с Каундой и замбийским руководством»[799].
Неслучайно, что деятельность Солодовникова вызывала глубокую озабоченность у всех противников борьбы за освобождение Юга Африки. Так, в архиве Госдепартамента США имеются десятки документов о его пребывании в Замбии, а южноафриканский министр полиции Луис ле Хранзи после очередной успешной операции бойцов АНК заявил: «Русский посол в Лусаке д-р Солодовников играл важную роль в планировании стратегии АНК и коммунистов, и ему помогала беженка из Южной Африки Френе Джинвала»[800].
Ответ этим инсинуациям дал Оливер Тамбо: «Нужно пожалеть южноафриканское правительство, поскольку они введут себя в заблуждение, в губительное положение. Эти действия проводятся черными внутри страны… Никто за пределами Южной Африки, даже и советский посол не может добраться до Южной Африки сказать людям, что именно надо делать»[801]. Однако, кто-то из спецслужб Запада, ЮАР или Родезии (все они активно действовали в Замбии) смог установить подслушивающее устройство в его резиденции, оно было обнаружено, но оставлено на месте, чтобы вводить в заблуждение противника.
Новая просьба о поставках была передана Нкомо после провала Женевской конференции по Зимбабве. Она началась 28 октября 1976 г., была прервана «на рождественские каникулы» 14 декабря, и должна была возобновиться 17 января, но этого не случилось, прежде всего, из-за непримиримой позиции режима Яна Смита.
Стоит упомянуть, что по просьбе Нкомо из Москвы в Женеву были посланы два эксперта – профессор В. Е. Чиркин из Института государства и права и посол В. В. Снегирев, чтобы оказать содействие делегации ЗАПУ по юридическим и особенно конституционным вопросам[802].
Накануне открытия конференции 9 октября 1976 г. Нкомо и Мугабе объявили о создании Патриотического фронта, объединившего ЗАПУ и ЗАНУ[803]. Он был создан на основе равенства двух организаций, но вполне возможно, что Нкомо рассчитывал, что будет играть во Фронте ведущую роль. Когда Н. В. Подгорный во время пребывания в Лусаке спросил мнение Нкомо о Патриотическом фронте, тот сравнил эту организацию с коктейлем, состав которого будет зависеть от объема его ингредиентов[804].
Из объяснений, данных нам в Москве Нкомо, было ясно, что Патриотический фронт, по крайней мере, на том этапе, был «браком по расчету» и его создание явилось политическим, даже демонстративным шагом. Хотя два «сопрезидента» ПФ согласились направлять на международные конференции единые делегации под совместным руководством, на практике обе организации действовали раздельно, будь то их представительства в различных странах мира или ведение боевых действий. Но в Москве не теряли надежды на усиление сотрудничества между ЗАПУ и ЗАНУ. Мы, например, были рады узнать от Силундики, что «на фронте ЗАПУ-ЗАНУ был достигнут некоторый прогресс – по крайней мере, на бумаге – в том, что касается более тесных связей на единой основе – как в военных, так и в политических делах. На этой неделе вырабатываются программа и идеология…» Однако «товарищ Ти Джи» был озабочен «влиянием Дальнего Востока» (то есть Китая) на ЗАНУ[805].
Когда Нкомо вновь прибыл в Москву в начале января 1977-го, он сообщил нам, что после того, как в Женеве Патриотический фронт представил предложения по урегулированию, англичане и американцы ответили: «Вашу схему трудно принять белому населению, дайте нам возможность подработать ваш план, и посмотрим, как ваш план согласуется с нашим», и попросили сделать перерыв в работе конференции. Затем Айвор Ричард, представитель Великобритании при ООН, который председательствовал на конференции, наконец-то положил их предложения на бумагу. Нкомо отнесся к ним критически, но в любом случае Смит отверг их, и работа конференции так и не возобновилась. «Никто не сказал нам, что с ней произошло», – заметил Нкомо, «но мы хотим новой конференции, на повестке дня которой будет передача власти. Мы не хотим нового концерта. В Зимбабве никогда не будет политического соглашения, пока режим и британцы поймут, что мы – боевая сила. Пока мы не подтолкнем их военными средствами»[806].
У Нкомо была возможность обсудить военные вопросы в советском Генштабе 4 января, сразу после провала Женевской конференции[807]. Последовала письменная заявка, прежде всего, по вопросам подготовки кадров. В своем письме Нкомо информировал советское руководство, что численность ЗИПРА выросла в пять раз, что 600 бойцов ожидали отправки в Зимбабве, 1200 проходили подготовку, 1000 – начинала подготовку в новом лагере, а еще 3 000 новобранцев находились в транзитных лагерях в Замбии и Ботсване[808]. Было достигнуто соглашение с властями Анголы и Замбии об открытии на ангольской территории учебного лагеря, а кубинцы взяли на себя ответственность за его снабжение в начальный период, на три-четыре месяца[809].
Однако Нкомо высказал пожелание, чтобы эта ответственность перешла к Москве, и чтобы в лагерь была направлена группа советских военных инструкторов[810]. Другие просьбы касались предоставления советского транспортного самолета для перевозки личного состава и грузов между Анголой и Замбией и принятия 200 человек в СССР на военную подготовку, в том числе 20 летчиков. Нкомо хотел также, чтобы еще 20 человек прошли подготовку по вопросам «безопасности партии»[811].
