Хрущева и его товарищей по Президиуму ЦК письма Меркулова интересовали, прежде всего, с точки зрения поиска компромата на Берия и лиц из его окружения, из которого можно было бы составить какие-либо обвинения, пригодные для суда. Но Всеволод Николаевич в значительной мере не оправдал их ожиданий. Многое из того, что написал Меркулов, ни для следствия, ни для членов Президиума ЦК никакого интереса вообще не представляло. Неужели Хрущева и его товарищей могло потрясти, как Берия любил издеваться над теми, кто ниже его по положению, или что в своих действиях он исходил исключительно из своих личных интересов и стремился захватить как можно больше власти, подняться как можно выше в партийно-государственной иерархии. Ведь все то же самое можно было сказать о любом из членов Президиума ЦК, да и о функционерах более низкого уровня. То же самое можно сказать об утверждениях, что Берия не читал книг или плохо знал русский язык. Ведь Меркулов видел его главным образом на работе, а там-то Лаврентий Павлович уж точно ничего, кроме газет и документов, читать не мог. Иначе бы его обвинили в том, что в рабочее время читает постороннюю литературу. А уж совет Берии нанять учителей по марксизму Меркулов наверняка и не думал Лаврентию Павловичу давать, чтобы тот не посчитал бы его за провокатора или же за идиота. Так и представляешь себе Берию, с затаенным дыханием внимающего мудрости парочки «красных профессоров». А ну как впоследствии кого-нибудь из этих профессоров признают «извратителями марксизма»? В каком положении тогда оказался бы Лаврентий Павлович? Что же касается владения русским литературным языком, то Никита Сергеевич владел им ничуть не лучше, чем Берия.
Подобная ерунда могла Хрущева и его коллег только раздражать. Для солидных обвинений она не годилась.
Вот насчет работы Берии на мусаватистов – это было уже кое-что. Но и тут Меркулов разочаровал членов Президиума ЦК. С его слов выходило, что имеющиеся документы свидетельствуют в пользу Берии. А вот тот факт, что явное противоречие в показаниях Меркулова и, очевидно, Берии, о судьбе документов по поводу связей Лаврентия Павловича с «Мусаватом» не закончилось так и напрашивающейся очной ставкой между ними, наводит на мысль, что к моменту написания второго меркуловского письма, т. е. к 23 июля 1953 года, Берии уже не было в живых.
Еще одним доказательством версии, что Берия был убит задолго до суда, может служить то обстоятельство, что на следствии Берия, если верить опубликованным показаниям, отрицал свою службу в мусаватистской контрразведке, а перед Специальным Судебным Присутствием заявил: «Я долго скрывал свою службу в мусаватистской контрреволюционной разведке. Однако… даже находясь на службе там, не совершил ничего вредного». Отчего было ему не сказать, что к мусаватистам был послан по заданию Орджоникидзе (это ведь установило проведенное по поручению Сталина расследование) и что никогда он службы в мусаватистской контрразведке не скрывал, честно писал об этом в автобиографии!
Из второго письма Меркулова видно, что его предположение о том, что досье о службе Берии в мусаватистской контрразведке должно находиться либо у Берии, либо в бумагах Сталина, не нашло своего подтверждения. Либо Берия заявил на допросе, что досье он вернул Меркулову, либо следователи осмотрели сталинский и бериевский архивы и никаких следов досье там не обнаружили. Тут следует отметить, что, раз досье содержало сведения, в целом благоприятные для Берии, он должен был бы стараться как можно скорее прояснить следователю, в роли которого выступал сам генеральный прокурор Р.А. Руденко. Кстати сказать, по преданию, когда Руденко уже после ареста Берии явился допрашивать Абакумова, тот спросил: «Ну что, Никита теперь у нас стал самым главным?» «Как ты узнал?» – поразился Руденко. «Ну кто же, кроме него, назначит тебя, мудака, генеральным прокурором?» Роман Андреевич поднаторел на фальсификации политических дел еще в период Большого террора 1937–1938 годов, когда он был прокурором Донецкой области, так что фальсификация дела Берии было для него занятием привычным. Здесь же представлялась возможность точно установить, где искомое досье, найти хоть какую-то конкретику, на которой уже можно было строить нужные для стороны обвинения версии. Но никаких намеков на возможность очной ставки с Берией в письме Меркулова нет. Значит, проводить очную ставку было уже не с кем: к 23 июля Лаврентия Павловича уже не было в живых. А убили его в промежуток между 2 июля, которым датировано его последнее письмо из заключения, и 23 июля, когда было написано последнее письмо Меркулова.
Историки давно уже установили, что никакого «заговора Берия» с целью захвата власти не было. А был, наоборот, заговор Хрущева, Маленкова и других членов Президиума ЦК КПСС против Берия. И после ареста надо было решать вопрос, что с ним делать дальше. По характеру своей прежней деятельности Лаврентий Павлович знал очень много того, что могло серьезно скомпрометировать тех, кто низверг его с пьедестала власти. Вместе с тем, Берия по опыту Н.И. Ежова, дело которого он сам фабриковал, прекрасно понимал, что в живых его не оставят. И на следствии, а тем более на суде мог бы рассказать много интересного и о Хрущеве, и о Маленкове, и о Молотове, например, о роли Маленкова в организации «ленинградского дела», и о подвигах Хрущева на ниве репрессий в Москве и на Украине, а также огласить много иного компромата. Эти сведения могли дойти до отдельных членов Президиума ЦК и использоваться ими в борьбе за власть. А эта борьба отнюдь не прекратилась со смещением Берии и постепенно переходила в противостояние Хрущева и Маленкова. И в обострении этой борьбы Берия мог видеть свой единственный шанс на спасение. Положим, разглашение в ходе следствия и суда секретных данных, связанных с руководством Берией атомным проектом, Хрущева, Маленкова и прочих особо не волновало. Достоянием широкой общественности они бы все равно не стали и миф о «злодее Берия», с именем которого не должно было быть связано ничего хорошего, не разрушили бы. А, с другой стороны, участники атомного проекта все равно были прекрасно осведомлены о роли в нем Берии. А вот того, что в ходе следствия и суда над Берией всплывет серьезный компромат на них, члены Президиума ЦК наверняка опасались. Поэтому убийство Берии до суда, а потом инсценировка судебного процесса с использованием двойника представляется вполне вероятным сценарием. Сын Лаврентия Павловича Серго впоследствии утверждал со ссылкой на членов специального судебного присутствия, что на процессе был не его отец. Правда, он, конечно, свидетель пристрастный. Но есть и другие свидетельства, позволяющие предположить, что Берия был расстрелян задолго до суда над ним.
