Даже беглое ознакомление с этими оценками выявляло тесную связь между Лабораторией № 2 и Лос-Аламосом. Именно это обстоятельство и убедило Берия в ценности Квасникова. Однако следующая страница дела вновь напомнила о неприятном недоразумении, случившемся с резидентом. Это была короткая записка, написанная на основе сообщения Квасникова из Нью-Йорка, где утверждалось, что плутониевая бомба пройдет испытание 10 июля. Отпечатанная на машинке, по-видимому, начальником отдела Львом Василевским, она была устно доложена Курчатову.
Следующая страница также вызвала у Берия удивление. Речь шла об оценке, подготовленной на этот раз не Курчатовым, а физиком-экспериментатором Исааком Кикоиным. Берия оцепенел. Что же это такое? Выходит, Курчатов был не единственным физиком, допущенным к ознакомлению с научными материалами, полученными из Америки? Прежде чем Фитин смог вставить слово, народный комиссар обвинил его в неподчинении приказу, в отсутствии большевистской бдительности и в злоупотреблении полномочиями. Когда наконец Фитину было дозволено ответить, он, оскорбленный, счел своим долгом объяснить, что Курчатову пришлось уехать за Урал, чтобы проконтролировать строительство заводов по обогащению урана, и он, Фитин, попросил Гайка Овакимяна разрешить академикам Кикоину, Харитону и Алиханову ознакомиться с данными разведки, поступающими из-за рубежа.
Фитин знал, что Берия очень уважал Овакимяна, и поэтому постарался как можно скорее произнести его фамилию. Берия действительно оставил свои обвинения и проворчал:
— Отныне все вопросы о допуске к секретной информации будешь решать лично со мной. Сегодня я ограничусь выговором. Надеюсь, что в будущем ты исправишь свои ошибки. Что касается Квасникова, — Берия вновь вспыхнул злобой, — скажи ему, что он дезинформировал страну относительно дня испытания атомной бомбы.
— Но ведь испытание действительно состоялось, и Квасников, возможно, не виноват, — упорствовал Фитин. — Вероятно, они перенесли испытания по политическим причинам. Они, наверное, хотели приблизить его к конференции в Германии, чтобы поразить товарища Сталина и заставить его пойти на уступки.
— Возможно, — согласился Берия и тут же добавил, не желая оставлять Квасникова в покое: — Итак, Квасников должен искупить свою вину. Прикажи ему немедленно прислать сообщение о результатах испытаний атомной бомбы.
Аудиенция закончилась.
После Хиросимы: миссия в Копенгагене
Когда «Малыш» и «Толстяк» прошли испытания в августе 1945 года, Сталин убедился, что атомная бомба не только явилась самым разрушительным оружием в истории человечества, но и станет основой послевоенных международных отношений. Долгое время считавший атомную программу экспериментальной и вторичной по отношению к неотложным военным потребностям, теперь он стал придавать ей приоритетное значение. Молотов был отстранен от руководства программой. На его место Сталин назначил Берия. Борис Ванников стал заведовать атомной энергетикой — новой отраслью промышленности, включавшей в себя научно-исследовательские институты, конструкторские бюро и заводы. Стали создаваться новые институты и лаборатории, проводиться геологические изыскания с целью обнаружения залежей урановой руды. Для обработки данных разведки и новых материалов по проблеме № 1 была разработана новая система, предусматривавшая вовлечение более широкого круга физиков в разведывательные операции, о чем мы говорили в первой главе.
В этой программе данные, добытые разведывательными службами, занимали приоритетное место. НКВД следил за растущим движением ученых за мирные способы решения спорных вопросов. Из всех ученых-атомщиков исключительной независимостью ума выделялся Нильс Бор. В течение 1944 года он пытался убедить президента Франклина Рузвельта и премьер-министра Уинстона Черчилля посвятить маршала Сталина в проект создания атомной бомбы, а после войны вместе с ним установить контроль над ядерным оружием. Бор рассматривал атомную бомбу как фантастическое обоюдоострое оружие. Оно могло и уничтожить планету, и служить гарантом продолжительного мира во всем мире.
Рузвельта, конечно, смущали убеждения Бора, но он считал, что на Сталина можно рассчитывать в серьезных ситуациях. А вот у Черчилля попытки Бора вмешаться в политику вызывали негодование, и он настоял на строгом соблюдении положений Квебекского соглашения. Черчилля также интересовали возможные связи Бора с СССР, тем более что ученый рассказал, как академик Капица прислал ему в прошлом году приглашение поработать в Москве. Инициатива Бора так и не имела успеха. Соединенные Штаты и Великобритания не захотели раскрывать своих секретов, а уязвленный датчанин в августе 1945 года вернулся из США в Копенгаген.
Бор стремился всеми силами войти в число миротворцев. Однако, по мнению американцев и англичан, он стал представлять угрозу для их безопасности. Для советских же спецслужб он сделался одним из объектов, заслуживающих оперативного внимания:
«Совершенно секретно.
1372/6.
28 ноября 1945 года.
Товарищу И. В. Сталину
Знаменитый физик Нильс Бор, который был привлечен к созданию атомной бомбы, вернулся из Соединенных Штатов в Данию и приступил к работе в Институте теоретической физики в Копенгагене.
Нильс Бор известен как ученый с прогрессивными взглядами и как последовательный сторонник международных обменов в области научных открытий. Поэтому мы направили группу наших сотрудников в Данию, чтобы они установили контакт с ним с целью получения информации по проблеме создания атомной бомбы.
Посланные нами товарищи (полковник Василевский, доктор физико-математических наук Терлецкий и инженер-переводчик Арутюнов) использовали соответствующие подходы, установили контакт с Бором и организовали с ним встречу.
В процессе беседы Бору был задан ряд вопросов, заранее подготовленных в Москве академиком Курчатовым и другими научными работниками, занимающимися атомной проблемой».
Ниже мы приводим перечень вопросов, заданных Бору, и ответы на них.
1-й вопрос. Какими методами можно получить в больших количествах уран-235 и какой из этих методов считается сейчас самым эффективным (диффузионный, магнитный или какой-либо другой)?
Ответ. Теоретические основы получения урана-235 хорошо известны ученым всех стран, они были разработаны еще до войны и никакого секрета не представляют. Война не внесла ничего принципиально нового в теорию этой проблемы […]. Для отделения урана-235 используется хорошо известный диффузионный метод, а также метод масс-спектрографический. Никакой новый метод не применяется. Успех американцев заключается в практическом осуществлении принципиально хорошо известных физикам установок в невообразимо больших масштабах. Я должен предупредить вас, что, находясь в США, я не участвовал в инженерной разработке проблемы, и поэтому мне неизвестны ни конструктивные особенности, ни размеры этих аппаратов или даже какой-либо части их […]. Могу заявить, что американцы применяют как диффузионные, так и масс-спектрографические установки.
