— Кто эти знающие люди?
— Наши, бывшие. Говорят, арестуют и меня…
— Нашел, кого слушать! Ты доску получил?
— Нет.
— Доску надо обязательно получить. И не паникуй. Разберемся. — И Сизов повесил трубку.
Походил по комнате, посмотрел в окно. Там Америка, жевательная резинка, где-то доски с голыми мужиками выдают… «Эх, надо было у Марика про номинацию спросить, хотя хрен с ней, с доской, сами меня найдут». Сел в кресло, стал читать статью, поискал. Сидорова в статье не упоминали. Взял карманный словарь и начал переводить, что-то было про железный занавес, узников совести, психушки. На «отсутствии в Советах свободы слова» я заснул. И приснилось мне, что я бегу с доской, на которой нарисован голый лысый мужик, а за мной, как за Евгением в «Медном Всаднике», «с тяжелым топотом» гонится тот самый голый мужик — бронзовый «Оскар», только в темных зеркальных очках и с колуном. Я упал. Он выхватил у меня доску со своим изображением, поставил ее и начал остервенело рубить.
Проснулся от грохота. Стучали в дверь. Открыл. Там стоял Сидоров.
— Фу! Наконец-то! А где Ростислав Николаевич?!
— На вручении номинации. — Сидоров вошел в номер, огляделся. — Георгий Николаевич, вы почему к телефону не подходите?!
— Никто не звонил! Ни вчера, ни сегодня! Я уже черт-те что думал!
— Об этом я, кажется, догадываюсь. Мы звонили, и не раз! Там банкет был, хотели вас позвать. Трубку не берете — решили, выпили рюмочку, другую, третью и заснули.
— Я не пил, даже не ел! Вас ждал!
— Вы телефонным аппаратом пользовались?
— Пользовался.
— Эту кнопку нажимали?
— Я все нажимал.
— Георгий Николаевич, вы звонок отключили. Я вас прошу, больше эту кнопку не трогайте. И еще, почему вы решили, что вас хотят арестовать? Какие на то основания?
Я рассказал о статье и о разговоре со знающим человеком.
— И все?!
— Все.
Он сказал, что такие статьи по три раза в месяц печатают.
— В Москву вы кому звонили, Георгий Николаевич? — тихо спросил он.
— Сизову, директору «Мосфильма».
— Энергичный, видно, товарищ. Всех на уши поставил. — Он подошел к телефону, набрал номер и доложил:
— Звоню из номера Данелии, он чувствует себя хорошо, всем передает привет. — И Сидоров положил трубку. Тут же зазвонил телефон. Портье сообщил, что ко мне пришли гости. Через какое-то время в номер вошли Ростислав Николаевич Юренев и классик американского кино, кинорежиссер Рубен Мамулян. Юренев держал в руках ту самую доску с голым лысым мужиком, которую мне поручили привезти. А Рубен вручил мне билеты на церемонию «Оскара» и приглашение на прием. «Оскар» получил, на приеме был.
Между прочим. Ручку с американской красавицей, которую мне подарил Марик, я уступил инспектору ГАИ в Москве, когда пересек сплошную линию.
Волна, которую после моего звонка поднял Сизов, не прошла бесследно. Механизм сработал, и через какое-то время наши выдворили двух сотрудников американского консульства в Ленинграде. В ответ американцы выдворили консула в Сан-Франциско, а вдобавок и его помощника Сидорова! В ответ наши выдворили американского консула, советника посла и значительно увеличили поставку оружия в африканские страны. В ответ американцы послали авианосец в Босфор, удвоили количество военных баз в Исландии, Норвегии и Дании и не впустили на гастроли в Америку советскую прима-балерину. В ответ наши посадили двух диссидентов, привели в готовность стратегические ракеты и намекнули: «Нажмем на кнопочку!» Страшно подумать, чем это могло кончиться, если бы не случилась срочная встреча в верхах. Генеральный секретарь Леонид Брежнев и американский президент Джимми Картер встретились в Вене, подписали договор ОСВ-2[5] и о чем-то побеседовали, после чего началось заметное потепление. Американцы разрешили вернуться в Сан-Франциско консулу и Сидорову и выдали въездную визу прима-балерине. Наши разрешили вернуться всем, кого выслали, и выпустили на волю диссидентов (временно). Долго гадали журналисты, о чем же беседовали на той встрече генеральный секретарь и американский президент. Как и в чем пришли они к консенсусу? Много было предположений, но точно никто не знал и не знает до сих пор. А я знаю. Один хорошо информированный источник, который по должности был допущен к стенограмме этого разговора, пересказал ее мне. Он был мой должник, в свое время в Ростове я вызволил его из вытрезвителя, но взял с меня слово, что я обнародую этот текст не раньше чем через двадцать пять лет. Прошло тридцать восемь. Читайте.
ФРАГМЕНТ БЕСЕДЫ ГЕНЕРАЛЬНОГО СЕКРЕТАРЯ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ПРЕЗИДИУМА ВЕРХОВНОГО СОВЕТА СССР ТОВАРИЩА ЛЕОНИДА ИЛЬИЧА БРЕЖНЕВА С ПРЕЗИДЕНТОМ США ДЖИММИ КАРТЕРОМ (Запись по памяти)
БРЕЖНЕВ (по-свойски): Да ладно тебе, Джимми! Я здесь ни при чем! Всю эту кашу заварил режиссер Данелия, это он тогда кнопки на телефоне перепутал.
КАРТЕР (сухо): Вам хорошо бесплатно кнопки нажимать, а у меня военный бюджет трещит! 2 миллиарда 787 миллионов псу под хвост! Что я Сенату скажу?!
БРЕЖНЕВ: Извини, Джимми, но деньги я тебе не верну, это не в наших традициях. Если хочешь, мы применим к этому Данелия санкции.
КАРТЕР: Какие?
БРЕЖНЕВ (решительно): Из очереди на машину вычеркнем на (непечатное слово)!
КАРТЕР (подумав): Нет. Это слишком жестко! В очереди на машину вы его оставьте. Пусть ездит! Господь ему судья! Но только обещай, что больше этого артиста за «Оскарами» вы не пришлете.
БРЕЖНЕВ: Обещаю.
КАРТЕР: Побожись!
БРЕЖНЕВ (твердо): (Не печатное слово) буду!
КАРТЕР: Кем будешь? Извини, не понял?
БРЕЖНЕВ (тяжело вздохнув): Ладно, Джим, слово коммуниста!
Картер поверил, и они ударили по рукам.
За подлинность этого текста я не отвечаю, сам его не читал. Одно могу сказать точно: из очереди на машину «Волга» меня не вычеркнули и за досками в Америку больше не посылали.
Под желтым, с двумя солнцами небом ослепительно сверкает белый песок. По бесконечной белой пустыне идет существо в коротких штанишках на лямках — Фитюлька. Вместо носа — хоботок. Уши — большие, прозрачные, глаза — круглые, золотистые. За спиной — свернутый гамак. Увидев что-то, зачерпнул песок ладошкой. Рассмотрел, подул… на ладошке остался камушек. Фитюлька выбросил камушек, пошел дальше. Снова зачерпнул песок и подул — ракушка. Спрятал ракушку в карман штанишек. Подумал. Посмотрел на одно солнце, на другое.
