Пора кончить. До другого раза, прощайте – обоим вам жму руку.
Оболенский благодарит тебя, любезный друг Иван, за воспоминание и желает тебе всего хорошего.
Зима у нас с Варварина дня настоящая сибирская: все около 30° ртуть шевелится; были дни, что и не шевелилась. – Вам, южным и западным жителям, это непонятно, а мы уж к этому привыкли, лишь бы при таком морозе не было ветру, а то бывает неловко.
Верный ваш И. Пущин.
Давно что-то не имею весточки от почтенного Егора Антоновича – поэтому и сам давно ему не откликался, Где-то справлялось 19 октября?
[Ялуторовск], 15 января 1849 г.
…И если шеф не пустит на воды по просьбе родных, то пущу формальную просьбу с лекарскими свидетельствами… Я счел лучшим действовать предварительными дипломатическими нотами, интервенциями, потому что не хотел, чтоб мои родные вообразили себе, что я в самом деле нуждаюсь в серном купанье…[302]
[Ялуторовск, середина февраля] 1849 г.
…Познакомьтесь с Корсаковым, который был у нас на прошлой неделе. Мне понравился этот юноша, он родился в том году, в котором мы были в Петербургской крепости. Для него мы – предание, но он как-то нас понимает. Мне приятно было в нем ощущать теплое сердце и какую-то готовность на деятельную жизнь – ее не всегда встретишь в представителях нового поколения, которые мне попадают под руку. Впрочем, мудрено настоящим образом судить по нескольким часам свидания, но все-таки приятно видеть что-то живое, мыслящее и надеющееся. Я замечтался, извините – такова моя привычка – молодость меня молодит…[303]
105. Князю П. Д. Горчакову
[Ялуторовск, конец февраля 1849 г.].
В надежде на снисхождение вашего сиятельства, прямо к вам обращаюсь с покорнейшею просьбою; знаю, что следовало бы просить по начальству; но как дело идет о здоровье, которое не терпит промедления, то уверен, что вы простите больному человеку это невольное отклонение от формы и благосклонно взглянете на его просьбу. Вашему сиятельству известно, что с 1840 года я подвержен сильным хроническим припадкам, от которых с вашего разрешения ездил лечиться в Тобольск; тогда я получил облегчение, но болезнь не прошла. С прошлого года она снова развилась, а прежние средства уже не помогают. По мнению медиков, одна надежда – на Туркинские воды за Байкалом. В проезд вашего сиятельства через Ялуторовск я не мог лично просить вас об этом – болезнь не позволила мне представиться.
106. М. И. Муравьеву-Апостолу и дочери
24 мая, вторник, 1849 г., Тобольск.
Сегодня вечером будет неделя, что я расстался с тобой, милая Аннушка, а все еще в двухстах пятидесяти верстах от тебя, друг мой! Как-то ты поживаешь? Будет ли сегодня с почтой от тебя весточка? Нетерпеливо жду твоего письма. Хочется скорей узнать, что ты здорова и весела.
Итак, добрейший Матвей Иванович, пришлось вам опять читать меня все еще из Тобольска.
Со вчерашнего дня начались, в первый раз по возобновлении, обеды в полном составе. Петр Николаевич нас угостил на славу – он здоров… Жозефина Адамовна, несмотря на свое болезненное состояние, приехала обедать с нами и объявила мне, что делает этот подвиг для меня. Можете себе представить, как я должен был любезничать за это внимание и как любезность моя была ничтожна. Она, то есть Жозефина Адамовна, страшно бледна. Кажется, не совсем еще поправилась. Сама говорит, что по ночам ужасный кашель. Александр толст, молчалив и задумчив. Я еще не разыграл роль Барбеса, но непременно буду действовать. Помаленьку запускаю брандеры. Надеюсь на успех…[304]
Меня вообще чествуют больше, нежели я заслуживаю…
Поджидал все почту, но нет возможности с хозяином-хлопотуном – он говорит, пора отправлять письмо. Да будет так! Salut! Еще из Тобольска поболтаю, хоть надеюсь до почты выехать. Долго зажился на первом привале, лишь бы вперед все пошло по маслу.[305]
Верный И. Пущин.
107. М. И. Муравьеву-Апостолу[306]
[Тобольск, середина июня 1849 г.].
…Сегодня ужасно устал, и почта повезла три листка мелких домой и в Ялуторовск…
Об политике будем говорить, писать не в состоянии…
M. A. меня часто практикует. Он так добр, что уверяет, будто бы я, каков ни есть, оживляю несколько однообразие его жизни…
На днях узнали здесь о смерти Каролины Карловны – она в двадцать четыре часа кончила жизнь. Пишет об этом купец Белоголовый. Причина неизвестна, вероятно аневризм. Вольф очень был смущен этим известием. Говорил мне, что расстался с ней дурно, все надеялся с ней еще увидеться, но судьбе угодно было иначе устроить. Мне жаль эту женщину…
Не знаю, верить ли слухам о тайных обществах[307] в России. Кажется, только новые жертвы, если и справедливы слухи. Оболенской тоже пишет как слышанное от других проезжих. Здесь ничего подобного не слыхать…
108. М. И. Муравьеву-Апостолу
Вторник, 21 июня 1849 г., Тобольск.
…Странно, что ни Трубецкой и никто другой не пишут о смерти Каролины Карловны. После известия от Белоголового было письмо от знакомого нам Неелова к Груму. Он рассказывает, что К. К. за три дни до смерти все говорила, что должна умереть, сделала завещание, присоединилась к русской церкви, потому что не было пастора. В самый день смерти была в институте утром, со всеми почти прощалась и после обеда, около вечернего чая, ее нашли на диване мертвую. Все это не совсем обыкновенно. Хоронил ее Нил – архиерей с большою почестию.
Скажите, писали вы Трубецкому, что я выехал?…
Сообщите, не узнали ли чего-нибудь о петербургских новостях при проезде князя. Здесь совершенная глушь. Меж тем, кажется, должно что-нибудь быть, все одно и то же говорят.
О политических новостях писать нечего. Вы столько же знаете, сколько и мы…[308]
Что скажет Иван Дмитриевич о кончине Каролины Карловны…
109. H. H. Шереметевой[309]
Тобольск, 24 июня [1849 г.].
Почтенная и добрая Надежда Николаевна, я к вам писал из Ялуторовска за несколько дней до моего выезда, и вы воображаете, что я уже на водах Туркинских. Между тем я еще до сих пор в Тобольске у добрых друзей – Михаила Александровича и Натальи Дмитриевны. Здесь задержала меня больная моя нога; теперь, благодаря бога, лучше; с лишком месяц продолжающееся лечение Вольфа дает надежду безопасно продолжать путешествие. Слава богу, что эти новые припадки в инвалидной моей ноге случились перед тем городом, где я нашел попечение дружбы и товарища-лекаря, иначе это могло бы дать развернуться болезни, если бы пришлось тащиться без помощи все вперед. Это видимое покровительство божье мирит меня с остановкой, которая естественным образом иногда приводит в нетерпение. Вы мне простите это сознание и поймете, как трудно лежать человеку, который в кои веки вздумал пуститься путешествовать. Если все будет благополучно, думаю около 1 июля продолжать начатый путь. К водам поспею и надеюсь, что они принесут мне пользу.
