Троцкий ушел в отставку с поста Председателя Реввоенсовета и был назначен на второстепенный пост председателя Комитета по концессиям. Внутреннее чутье подсказывало Статику, что еще не пришло время открыто выступать против Троцкого. Он был еще слишком популярен и в партии и в народе, особенно у молодежи. Если бы в то время мы сумели уловить, что, нападая на Троцкого, Сталин метит во все руководство партии, то его карьера тут же и закончилась бы. Вместо этого он выдвинул вперед Зиновьева и Каменева, позволив им развернуть борьбу с «троцкизмом». Он ловко манипулировал сознанием Зиновьева, позволяя ему думать, что он станет подлинным преемником Ленина. Оба этих деятеля лили воду на мельницу Сталина и одновременно сами дискредитировали себя. Позже, когда Сталин решил от них избавиться, он не встретил в партии сколько-нибудь серьезной оппозиции.
Партийные разногласия и препирательства по доктринальным вопросам утихли на полтора года, но неожиданно в 1926 году вспыхнули с новой силой. На XV партийной конференции, состоявшейся в октябре-ноябре 1926 года, случилось неслыханное и невероятное – Зиновьев вместе со своими единомышленниками, включая председателя Моссовета и заместителя премьера Каменева, оказался в меньшинстве. На первый план опять вышли вопросы теории, прежде всего вопрос о возможности победы социализма в одной стране.
Зиновьев и Каменев, которые теперь были близки к взглядам Троцкого, утверждали, что социализм по своей природе интернационален и предполагает ликвидацию границ, если не всех, то, по крайней мере, между основными индустриальными странами. Сталин, с другой стороны, считал, что «СССР обладает всеми необходимыми ресурсами для того, чтобы построить социализм в одиночку». Официальная итоговая формулировка была результатом исключительно тонкого компромисса и удовлетворила почти всех. Она заключалась в том, что мы можем строить социализм в одной стране, но не можем завершить его строительство, пока в других странах не произойдут революции. Эта казуистическая формула отражала два различных психологических подхода – одни верили в наступательную политику революционного интернационализма, а другие предпочитали национальную замкнутость и отступление. Примерно с такой же казуистикой встречаются сейчас американские политические наблюдатели, когда они пытаются понять смысл последних выступлений Сталина – будет ли он сотрудничать с западными демократиями или же попытается распространить советскую систему на всю Европу.
Сталин очень хорошо подготовился к этому раунду. Все делегаты конференции, за исключением делегатов из Ленинграда, в основном служащих, зависевших от Зиновьева, политического босса Ленинграда, были назначены секретарями местных партийных организаций, которые, в свою очередь, были обязаны своим выдвижением на эти посты Сталину как Генеральному секретарю партии. К этому времени авторитет Зиновьева значительно пошатнулся, в немалой степени благодаря его злобным и предательским нападкам на Троцкого. Не прибавили ему авторитета и поражения, которые под его руководством потерпел Коминтерн в Германии, Болгарии и Эстонии, где выступления коммунистов были утоплены в крови. Я был одним из тех, кто нисколько не пожалел бы, если бы Зиновьев был отстранен от руководства, и у меня было такое впечатление, что эта точка зрения была широко распространена в партии. Сталин удачно воспользовался этими настроениями и нанес поражение группировке Зиновьева, не обнаружив в этом какой-то своей особой заинтересованности.
Около года Зиновьев и Каменев оставались в тени, а затем, забыв свои прежние яростные нападки на Троцкого, открыто пошли на союз с ним в рамках объединенной оппозиции. Этот союз был еще одной ошибкой Троцкого. Многие коммунисты считали Зиновьева и Каменева оппортунистами, которые ради личной власти готовы были как угодно менять свои взгляды. В то же время Троцкий все еще продолжал пользоваться авторитетом, хотя и оказался в меньшинстве. Никто не сомневался в его искренности и преданности делу. Пойдя на союз с Зиновьевым и Каменевым, он заметно подорвал свой престиж, но вряд ли приобрел много сторонников. Возможно, и сам Троцкий, думали мы, был не так уж объективен, как хотел казаться. Во всяком случае, все мы хотели положить конец фракционной борьбе. В памяти еще звучал предсмертный призыв Ленина к единству. В итоге оппозиция не сумела завоевать поддержку широкой партийной массы и Сталин легко сокрушил ее.
Легко ли было разобраться в тех сложных вопросах, вокруг которых шла борьба? Молодежь могла только полагаться на мнение своих старших и лучше информированных товарищей. Несмотря на все колебания и сомнения, мы в конечном счете всегда руководствовались интересами партии и ее единства. Я был одним из тех, кто всегда поддерживал решения ЦК партии. Мы не могли знать тайные пружины этих решений и все махинации, которые творились в ЦК, но если бы мы даже и знали их, то одной угрозы раскола в партии было достаточно, чтобы мы подчинились. Этот аргумент – ослабление партийного единства вызовет кризис, которым воспользуется контрреволюция, – использовался каждый раз, когда надо было свести на нет любые попытки организовать оппозицию. Он в конечном счете сыграл решающую роль в разгроме действительных соратников Ленина.
В то время как под прикрытием теоретических дискуссий шла личная борьба за власть, в стране происходили важные экономические и социальные перемены. В целом они вызывали недовольство трудящихся и побуждали некоторых партийных бойцов, не утерявших связи с массами, перейти в ряды оппозиции. Результаты новой экономической политики, которая частично восстановила рыночные отношения, были неоднозначны. Нэпманы, получившие контроль над некоторыми государственными предприятиями, нещадно эксплуатировали рабочих, а сами предприятия нередко доводили до злонамеренного банкротства. Продукция социалистического сектора, как правило, не шла напрямую к потребителям, а попадала в руки нэпманов, которые продавали ее с наценкой в несколько сотен процентов. В результате таких спекуляций и расширения черного рынка, подрыва национализированных отраслей экономики в стране появились крупные частные капиталы. Частник действовал умнее и инициативнее, чем государственные предприятия, и при этом не был связан соображениями общественного благополучия.
Роль денег в обществе многократно выросла, в городах появились ночные клубы и игорные дома, и это оказывало деморализующее воздействие. Рабочие, жившие на свою небольшую зарплату, чувствовали себя обделенными в сравнении со специалистами, нэпманами и другими «новыми капиталистами», которые стали появляться из всех щелей. Быстро стала расти разница в доходах. Очень небольшая часть рабочих имела достаточно высокие заработки, но основная масса жила очень бедно. Безработные в Москве бедствовали так же, как и их товарищи по несчастью в Берлине, и даже больше. Рабочие уже были не в состоянии платить высокую квартирную плату за хорошие квартиры, в которые их переселили после революции, и постепенно возвращались в трущобы. Многие дома, еще несколько лет назад выглядевшие красиво и аккуратно, теперь разрушались и превращались в убежища для бедняков.
