Как-то Вольф Григорьевич перечитывал письмо, ранее полученное им из Израиля. Пересказал нам его содержание — о тамошней жизни. Как раз наступил рубеж 70-х годов, и уже первые ручейки еврейского Исхода потекли из советской России.
Присутствовавшая при этом наша общая знакомая спросила, почему бы не уехать и Вольфу Григорьевичу, раз уж наступили такие времена — многие покидают неуютную родину. Вольф Григорьевич взглянул на Анну Михайловну и ответил:
— Вот она, — и показал глазами на меня, — с Сашей уедут, и Саша будет работать врачом где-то на севере Америки. Я ведь Тане это уже однажды сказал в день рождения Саши, когда ему исполнилось 10 лет. Я знаю, она не верила, и сейчас станет возражать, мол, маму не оставит, да и меня, но нас уже не будет. Она уедет в 78 году. Что же касается меня, то меня скорее уберут, чем выпустят.
Глядя в пол, тихо и размеренно произнес эту фразу Мессинг. И ни тогда, ни в другое время не комментировал эти сакраментальные слова. И они были слишком весомо произнесены, чтобы я позволила себе лезть за разгадкой ему в душу. Сам он никогда даже не заикался о возможности получить вызов, как ни разу не было и разговора о том, чтобы съездить хотя бы по туристской путевке, скажем, в Болгарию или на прежнюю родину — в Польшу, которую он помнил и любил до последних дней. И это казалось особенно странным, если учесть, что первые сорок лет жизни он провел в непрерывных заморских путешествиях. Не исключаю, что ключи от тайны держали на Лубянке.
Предсказание Мессинга сбылось. В 78 году мы с сыном покинули Родину. И слова Мессинга «где-то на севере Америки» означают теперь конкретный адрес. Мой сын успешно кончил за два года колледж в Охайо и при нем оставлен работать врачом и преподавателем.
Быть может, на западе сейчас уже находится кто-то, кому могла быть известна хоть какая-то крупица тайны Мессинга, лежащей в одной из папок с грифом «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО».
Мне же удалось вывезти на Запад только дорогие мне реликвии, связанные с именем Вольфа Мессинга. Большой художественной или материальной ценности они не представляют, но надо ли говорить о том, как они дороги мне сейчас. Иногда мне хочется открыть дверцы «хельги» в своей детройтской гостиной, достать одну из двух чашек, из которых попивали московские чаи Вольф Григорьевич с супругой, налить в нее тутошнего «липтон ти» — смешать прошлое с настоящим. Но я одергиваю себя: слишком хрупки эти фарфоровые сувениры — первого выпуска знаменитой в старой России фарфоровой фабрики Кузнецова. Уцелев во время перелета через океан, они должны дождаться лучших времен, когда имя их прежнего хозяина воскреснет из забытья. И тогда я ставлю чашку назад, так и не выпив из нее, на прежнее место за стеклом. Оттуда же глядит на меня глазами-щелками кукла «Эскимос», подаренная Мессингу на севере. А у ног куклы серебряный портсигар Мессинга, внутри которого Вольф Григорьевич написал своей рукой, а гравер по написанному выгравировал:
«Дорогой друг Тайболе, я всегда с вами. В. Мессинг. Москва. 27 марта 67 г.»
Мне кажется, и до сих пор хранит он никотиновый смрад ненавистного мне «Казбека». Потому я его никогда и не открываю. Пускай этим занимается «Эскимос» по ночам, когда люди спят, а сказки оживают.
Там же, а не на обычной книжной полке, храню я и два томика дорогих ему книг: уже упоминавшиеся мной «Дневник хирурга» А.Вишневского и «Мысли и сердце» Н.Амосова. Но прежде я упомянула о них в связи с пребыванием Мессинга в госпитале, как об атрибутах грустного тогда для него быта. А сейчас я благоговейно глажу обложку каждой из них. Какое счастье, что удалось сберечь их и привезти с собой! А сколько пропало при пересылке из Москвы в США. Дарственные надписи медиков с мировым именем — лучше любых моих слов свидетельствуют о глубоком уважении и признании необычайного дара Вольфа Григорьевича Мессинга этими знаменитыми учеными и врачами, «…в знак удивления и восхищения чудом» — написал Николай Амосов. Можно ли сказать лучше!
Сохранился и деревянный мужичок, подаренный Мессингу на Волге крестьянами. Удалось мне также перевезти несколько фотографий, сделанных мною и другими фотографами. Среди них есть и фотография кольца-талисмана с большим бриллиантом.
Я уже говорила, что у Мессинга никого из родных не осталось в живых, но недавно отозвалась единственная живая душа — племянница, Марта Мессинг, чудом уцелевшая, убежавшая из концлагеря с русскими людьми. Она живет в Аргентине. В России же родных и близких у Мессинга не осталось, и поэтому эта последняя и самая грустная реликвия была выдана мне:
РЕГИСТРАЦИОННОЕ УДОСТОВЕРЕНИЕ
Выдано гр-ке Лунгиной Т.Л. о регистрации на участке Љ38 могилы 4828
на умершего 08/11-74 г. Мессинга В.Г., захороненного на Востряковском кладбище.
Заведующий кладбища — Тляха.
14/11-74 г.
Востряковское Бюро похоронного обслуживания.
Недавно я получила известие из Москвы: не дождавшись в течение 7 лет установления памятника государством, Валентина Ивановская и Алексей от себя установили черную доску из гранита с фотографией Вольфа Мессинга, выполненной на керамике.
Доведется ли мне когда-нибудь посетить могилу дорогого мне человека?
