Решаю зайти на цель с ходу. С высоты трех тысяч на приглушенных моторах планирую к причалу. Там уже рвутся бомбы. Одну из наших машин схватили голубые мечи. Вокруг сверкают разрывы.
— Прицельно бьют гады! — сквозь зубы цедит Панов. [267]
— Внимательнее следите за воздухом, ребята! Полагаю, истребители не станут ждать, когда их разбомбят на аэродроме.
По курсу — кнуты «эрликонов». Достигнув верхней точки, цветные шары взрываются, рассыпаясь огненными брызгами...
— Горизонт!
Значит, лететь под огнем еще сорок — пятьдесят секунд. Выдержка, выдержка...
— Бомбы пошли!
Резко кладу самолет на крыло, отворот в море.
— Рвутся у причала! — звонко докладывает Жуковец.
— Наши? Хорошо видел цель, штурман?
— Спасибо, пожары подсветили! А вообще недурно и нам бы вывешивать фонарики...
— Поделимся идеей с начальством.
— Идея не новая, командир. Правда, напомнить нелишне...
На аэродроме меня ждала радость: Миша Беляков бережно вручил мне письмо. Из Минеральных Вод, от Тамары, моей невесты! Первая весть от нее с тех пор, как в город вошли оккупанты...
Уединившись в землянке, нетерпеливо оборвал кромку самодельного конверта. Милый ученический почерк, наивно скуповатые от застенчивости слова... Работает на заводе, все подруги охвачены единым стремлением помочь фронту... желают боевых успехов доблестным воинам...
И только в конце: «Я знаю, на фронте идет тяжелая война с лютым врагом. Но, если будет возможность, приезжай. Буду рада. Жду...»
Будет рада! Ждет!
Снаружи давно уж гудела машина, проголодавшиеся ребята не понимали, куда пропал командир. Извините, друзья, милые, дорогие, меня... меня там жду-у-ут!.. [268]
В тот день узнали о подвиге прославленного на флоте летчика-истребителя Константина Алексеева.
В ночь на 20 апреля фашисты решили заминировать с воздуха Геленджикскую бухту, чтобы затруднить морякам перевозки оружия, техники и живой силы на Малую землю, где героически сражался наш десант. Одиночные самолеты противника под покровом ночи просачивались к бухте. Дул сильный ветер «бора», истребителям действовать было почти невозможно.
Командир полка «яков», базировавшегося по соседству, Герой Советского Союза Константин Степанович Алексеев решил вылететь сам.
Рискуя попасть под огонь своих же зениток, он неожиданно атаковал схваченный лучами прожекторов «хейнкель» и быстро расправился с ним. Затем продолжал барражировать над бухтой. Вскоре сбил второй вражеский самолет-миноносец, а за ним и третий. Замысел фашистов был сорван.
Костю Алексеева я знал хорошо. Простой, скромный парень. Вместе со своими товарищами он часто сопровождал нас на удары по Тамани. Издали узнавая его самолет, бомбардировщики радостно восклицали: «Костя!» Раз Костя с нами, значит, можно надеяться: «мессеры» не пройдут...
На следующий день вечером налет на Анапу был повторен. Семь экипажей наносили удар по порту, восьмой — капитана Козырина — по аэродрому, для отвлечения внимания противника. Дневная воздушная разведка вновь обнаружила у причалов торпедные катера, хотя их и стало гораздо меньше.
Опытнейшему экипажу Евгения Лобанова было поручено осветить порт светящими авиабомбами. «Фонари» послужат и средством целеуказания для ударной группы. Сверх того, Лобанов должен был сбросить несколько манекенов-»парашютистов» — имитация десанта для дезориентации противника. [269]
В составе нашей, основной, группы летел Михаил Иванович Буркин, инспектор ВВС флота. Он был мне знаком еще по совместной службе на Тихом океане. С тех пор успел стать одним из известнейших флотских летчиков. Командуя звеном бомбардировщиков, был грозой немцев при обороне Севастополя, заслужил орден Ленина.
Пролетая около Новороссийска, мы наблюдали напряженную артиллерийскую перестрелку. Бои здесь не прекращались ни днем ни ночью. Враг изо всех сил старался сбросить наш героический десант в море. Мужественные моряки и пехотинцы стояли насмерть...
Еще до подхода к цели увидели результат работы Лобанова: «люстры» висели как раз над портом. К ним тянулись трассы «эрликонов», по небу метались лучи прожекторов. Вскоре в их перекрестие попали двое «парашютистов». Огонь автоматов перенесся на них...
Бомбардировщики зашли на порт с разных направлений. Удар был стремительным и метким. Бомбы рвались на стоянке кораблей у причалов и на пирсе. Сразу возникло несколько очагов пожара. Запоздалый беспорядочный огонь вражеских зениток никакого ущерба атакующим самолетам не нанес.
Во второй половине следующего дня наш экипаж был срочно направлен на разведку погоды в район Керченского пролива. Метеоданные необходимы для принятия решения на очередной ночной удар по порту Анапа.
Передав сводку и попутно произведя поиск плавсредств у побережья, мы уже под вечер легли на обратный курс. Проходя траверз Туапсе, обнаружили подводную лодку: она находилась в надводном положении. Спускавшееся к закату солнце резко выделяло ее на воде...
— Фашистская? — усомнился Володя.
— О своих предупреждения не было. Стреляй!
Штурман припал к носовому пулемету, я перешел на [270] планирование. Лодка, стоявшая к нам бортом, стала вдруг быстро уменьшаться, хоть мы и шли прямо к ней. Вскоре и палуба и надстройка исчезли под водой. Пулеметная очередь Володи запоздало прострочила полоску бурлящей воды...
— Эх, бомб не было!
— А что бы ты сделал? Ведь погрузилась раньше, чем мы оказались над ней. Если бы противолодочные...
Надо отдать справедливость: экипаж фашистской субмарины оказался расторопным и слаженным.
— Радиограмму передал, Николай?
— Разумеется, командир!
На земле от начальника штаба узнали: в указанный нами район послан самолет с глубинными бомбами. Если лодка находилась в надводном положении из-за неисправности, она вновь всплывет...
Ночью экипажи Саликова, Осипова, Бесова, Лобанова и Чумичева бомбили плавсредства в Анапе. Противодействие зениток не помешало успешно выполнить задачу. Более двухсот бомб различного калибра было сброшено на цель. У восточного мола и в центре порта возникло три пожара.
Поиск плавсредств противника в отдаленных южном и северном секторах Черного моря с целью наведения на них подводных лодок продолжался непрерывно. Утром вылетали два самолета, после обеда их сменяли два других.
Как-то в третьей декаде апреля мы должны были принять эстафету на коммуникации от Сулины до пролива Босфор. Многочасовой полет над морем навстречу шквалистому ветру, сквозь нескончаемую пелену облачности, проливные дожди. Для экономии горючего шли на высоте семь тысяч. Высотный полет сопряжен с рядом [271] сложностей. Особенно трудоемким делом становится наблюдение. Когда тело спеленуто привязными ремнями, шлемофон плотно прижимает к шее ларинги, а кислородная маска обхватывает нос, рот, подбородок, для расширения обзора приходится использовать маневренность самолета.
