за границу. У нас в Мотыгино уже был один прецедент, когда геолог, поехавший в Японию, познакомился там с японкой, завел с ней переписку. Он был членом КПСС, и нам в райком соответствующими органами было об этом доложено, а ему впоследствии все дороги за границу были закрыты, хотя у него были возможность и желание поработать за границей геологом.
Я не следил, как используют свое свободное время туристы, сам самостоятельно ходил по городу. В порту случайно подошел к одному пароходу, стоящему у причала, и он оказался увеселительным заведением, там представляли стриптиз и другие удовольствия. И вот среди толпы желающих туда попасть увидел двух наших молодых туристов. Я их узнал, но предпринял все, чтобы они меня не заметили, постарался скрытно уйти и ребятам не напомнил, что их видел, это дело мужицкое и любознательное. А вот в Сараево один из наших туристов, доцент вуза Красноярска, стал менять в одном из магазинчиков около городского рынка наши рубли на иностранную валюту, что категорически запрещалось, и таможенники рассматривали их как элемент контрабанды. Я стал свидетелем той сделки случайно, и мне было неудобно по этому вопросу потом с ним вести разговор, видно, людские слабости всегда в человеке присутствуют.
Меня туристы спрашивали, не боюсь ли я, что кто-нибудь из них останется в Югославии, убежит, мне же отвечать придется за это. Я им ответил:
– Бежать из СССР может только дурак. Значит, одним дураком в России будет меньше.
Выезд из Югославии домой был тоже через Белград. Хозяева тура для нас устроили торжественный прощальный ужин в одном из лучших ресторанов Белграда. С эстрады лилась музыка, и выступали артисты на западный манер. И надо сказать, что, несмотря на нашу российскую бедность, все туристические поездки организовывались на высоком уровне. Лишних денег не меняли, а вот тур обеспечивали дорого даже по иностранным меркам. Останавливались наши туристы в лучших гостиницах, их обслуживание и питание были дорогими. Была борьба за честь государства, и это было похвально, не то что сейчас, по мерке твоего кошелька, когда у большинства людей он очень легок. К аэропорту нас подвезли на шикарном автобусе, а по приезде в Москву нас встретил задрипанный грязный московский городской автобус, снятый с какого-то маршрута, и все вспомнили Югославию…
Цивилизационной отдушиной в жизни районного центра была Ангарская геолого-разведочная экспедиция, прежде всего высокообразованностью геологического коллектива и производственным интересом. Хотя, по правде сказать, жили они далеко не в северных бытовых условиях. Все строили временно, но сумели обеспечить себя не только собственным жильем, были у них школа, клуб, библиотека, столовая, медпункт, детский сад и объекты коммунального хозяйства. Главное, как мне казалось, – они смогли создать условия для своей творческой работы и отдыха. В клубе кроме показа кинофильмов была художественная самодеятельность вплоть до театральных представлений. Стенная газета была не хуже, чем всесоюзный журнал «Крокодил», и побеждала в конкурсах краевого уровня. Развитие спорта обеспечивало им здоровый отдых на ангарских просторах.
В начале лета в экспедицию приезжало много студентов институтов и техникумов на производственную практику. Их приезд в райцентр напоминал приезд на молодежный фестиваль, вызывал оживление и интерес к этим людям – они приезжали со всего Советского Союза. Потом они начинали разъезжаться по многочисленным геологическим партиям, где им тоже были рады. Особенно радовали девушки-студентки. К ним бережно относились, на геологических маршрутах освобождали от физических нагрузок, они не носили тяжелые рюкзаки, их чаще оставляли в партиях, обеспечивая человеческие условия для проживания. И, как правило, после окончания практики руководство партии организовывало торжества – коллективный ужин.
Забавный случай произошел в одной партии Ангарской экспедиции. Проводы были организованы с алкоголем, и на них одна студентка, видать, излишне выпила или хотела с кем-то объясниться, в одном из последних тостов объявила: «Выпьем за свободную любовь». За столом это приняли весело, под аплодисменты, считая, что это нормально для застолья, а вот начальник партии был человеком очень идейным и это студентке не простил. После практики на каждого студента пишут производственную характеристику. И начальник партии этой студентке написал: «Имеет хорошую теоретическую геологическую подготовку, трудолюбива, но морально неустойчива». Коллеги его, конечно, осудили, и такая характеристика в университет не пошла.
К осени студенты выходят из тайги возмужавшие, загоревшие, на их лицах появляются усы и редкие бороды, а студентки веселые – наконец-то закончилась их тяжелая полевая жизнь. Поселок вновь оживляется, студенты торопятся домой и в учебные заведения, а местные геологи с сожалением их провожают. Так происходит из года в год.
И жизнь, и работа на Ангаре продолжались в том же ритме. Кроме работы были и домашние дела. А.С. Убиенных оставил не только хорошую по меркам Мотыгино квартиру, находящуюся в центре поселка почти на берегу красавицы Ангары, куда я часто по вечерам выходил и подолгу смотрел на ее воды и обширную акваторию зеленых островов, которые она создала. Кроме квартиры он подарил мне овчарку вместе с будкой. Но собака, несмотря на знаменитость породы, была необученная и диковатая и на всех бросалась. Я ее исправно кормил и ухаживал за ней до тех пор, пока она не сорвалась с цепи и одного мужика чуть не покусала, и ее едва поймали, чтобы снова привязать. Вот, подумал я, не хватало еще прославиться на весь район, и вынужден был отдать собаку нашему райкомовскому рабочему, собачатнику, он любил их.
По происхождению я крестьянский сын, всегда любил землю и много в детстве и юности на ней работал. И теперь был благодарен Убиенных, что при строительстве дома и отвода усадьбы он предусмотрел небольшой огород рядом с малым озерком. И я с большим упоением в свободное время в нем копался. Жена не любила огорода, как и малые дочери, и я был агрономом и одновременно основным рабочим. Ежегодно делал навозную грядку и выращивал свои огурцы и здесь же помидоры. Кроме того, здесь росла морковь и другая зелень вплоть до картофеля, и получалось, что моя жизнь была со своим натуральным хозяйством.
Вокруг Мотыгино были леса и луга. В лесу и на островах росла различная ягода: малина, черника, голубика, брусника, смородина, кислица и черемуха. И местные жители никогда не разводили в своих огородах малину или смородину, в лесу она гораздо лучше и по запаху, и по вкусу. А осенью всегда были грибы – грузди, подъеловики, подосиновики, белые грибы, волнушки, опята и рыжики. Это было, пожалуй, лучшее мое занятие в лесу. И я так привык к этой природе, что меня уже никуда
