29 сентября Брюэр достиг Лондона, доставив известие о возвращении Дрейка на родину заинтересованным лицам при дворе. Эта новость сразу же стала известна испанскому послу Мендосе, который написал о ней королю Филиппу. Посол также разузнал, что Дрейк вернулся на родину через Ост-Индию и Южную Африку, совершив, таким образом, кругосветное путешествие.
Спустя некоторое время, получив ответ королевы, капитан «Золотой лани» смог вздохнуть с облегчением. Елизавета приказывала ему явиться к ней во дворец, прихватив с собой наиболее ценные трофеи. В своем письме она передала также секретное указание местному судье Эдмунду Тремейну, приятелю Дрейка, присматривать за находившимися на борту сокровищами.
Дрейк поспешил в Лондон, где поселился в доме на Элбоу-Лейн (где-то между северной оконечностью Саутвик-Бридж и нынешней станцией Кэнон-стрит). Дом, очевидно, принадлежал отцу сэра Джулиуса Кейзера.
Спустя короткое время королева назначила ему аудиенцию в одной из своих резиденций — в Ричмондском дворце. Поборов волнение, капитан вошел в королевские покои и опустился перед ее величеством на колено. К. В. Малаховский так описал эту встречу:
«Шесть часов за плотно закрытыми дверьми продолжалась беседа с глазу на глаз Елизаветы с „ее пиратом“, как она называла Дрейка. Вероятно, королева не только перебирала тонкими нервными пальцами драгоценные камни, великолепные изделия из золота и серебра и подробно расспрашивала об остальных сокровищах, оставшихся на „Золотой лани“. Дрейк взял с собой карту, на которой был нанесен маршрут плавания, и можно представить себе, как увлекательно рассказывал он об удивительных перипетиях экспедиции. Правда, Дрейк не первым обогнул земной шар, но он был первым капитаном кругосветной экспедиции, проведшим ее с начала и до конца. Надо думать, что не только содержание рассказа Дрейка нравилось королеве, но и звучание его голоса: адмирал говорил с девонширским акцентом, как и новый фаворит „венценосной девственницы“ — Уолтер Рэли».
Во время аудиенции Дрейк рассказал королеве о заключенном с султаном Тернате торговом договоре, передал ей бортовой журнал своего трехлетнего путешествия и пространное письмо с описанием всего вояжа, а также показал многочисленные рисунки и карты побережий.
Прежде чем отпустить «своего пирата» назад в Плимут, Елизавета решила узнать мнение членов Тайного совета о том, что им следует предпринять в создавшейся ситуации. В заседании участвовали лишь пять человек, и они дискутировали в течение шести часов. В конце концов решили произвести опись захваченного серебра и отправить его на хранение в Тауэр. Когда об этом узнали Лейстер, Хэттон и Уолсингем, не присутствовавшие на заседании, они категорически отказались поставить свои подписи под упомянутым решением. Переговорив с королевой наедине, высокопоставленные инвесторы экспедиции добились ее согласия приостановить исполнение принятого на совете решения; одновременно был пущен слух, что Дрейк привез на родину не очень много денег.
Тем временем Дрейк вернулся в Плимут, имея на руках приказ Елизаветы принять участие в описи находившихся в трюме «Золотой лани» сокровищ. Судья Тремейн должен был провести регистрацию сокровищ, но лишь после того, как Дрейк заберет из добычи наиболее ценные вещи (секретным распоряжением королевы от 22 октября 1580 года ему разрешалось взять для себя 10 тысяч фунтов стерлингов и столько же раздать членам команды). Зарегистрировав оставшиеся ценности, Тремейн должен был обеспечить их перегрузку на берег и отправку под надежной охраной в Лондон. Там сокровища надлежало показать ее величеству и, наконец, перевезти на хранение в Тауэр.
8 ноября того же года судья Тремейн написал Уолсингему отчет о том, как происходила регистрация захваченных в ходе кругосветной экспедиции трофеев: «Чтобы дать вам представление, как я действовал вместе с Дрейком, должен сказать, что у меня не было времени подсчитать стоимость сокровищ, которые показывал мне Дрейк. И, сказать правду, я просил его показывать мне не больше того, что он сам считал нужным, и от имени ее величества приказал, чтобы он не говорил о действительной стоимости ни одному живому существу. Я брал для взвешивания, регистрации и упаковки только то, что он мне передавал… И, выполняя секретный приказ ее величества о том, чтобы у него остались ценности на сумму 10 тыс. ф. ст., мы договорились, что он возьмет их себе и тайно вынесет до того, как мой сын Генри и я придем взвешивать и регистрировать то, что останется. Так и было сделано, и ни одно живое существо об этом не знает, кроме него и меня…»
Сокровища, тайно выгруженные на берег, были укрыты в замке Сэлтеш-Касл. Через некоторое время — очевидно, в середине октября — Дрейк снова отправился в Лондон. На сей раз он взял с собой несколько лошадей, нагруженных золотыми и серебряными изделиями, и привез эти сокровища в королевскую резиденцию Сион-Хаус в Ричмонде.
Узнав о встречах Елизаветы с Дрейком и полученных ею сокровищах, испанский посол потребовал от ее величества немедленной аудиенции. В ходе встречи Мендоса рассказал королеве о жестоком обращении членов команды Дрейка с пленными испанцами и многочисленных грабежах, учиненных ими в водах Испанской Америки. Однако едва Мендоса заикнулся о возвращении награбленных сокровищ, Елизавета резко прервала его и стала на пальцах перечислять все грехи подданных короля Филиппа в отношении Англии. Она указала на неоднократные случаи преследования ее подданных во владениях испанского монарха, отчитала Мендосу за участие испанских войск в боевых действиях против англичан в Ирландии и, наконец, потребовала от короля Филиппа письменного извинения за вмешательство в ее внутренние дела.
Выслушав пламенную речь Елизаветы, Мендоса, задыхаясь от ярости, воскликнул:
— Что ж, если меня не слушают, пусть заговорят пушки!
Королева холодно ответила:
— Если вы будете говорить со мной подобным тоном, я посажу вас в такое место, где вы вообще не сможете говорить. Мендоса вынужден был прикусить язык.
Желая снять с себя обвинения, выдвинутые испанским послом, Дрейк попросил своих людей (которые все еще находились в Плимуте) подписать заявление о том, что в ходе экспедиции они никогда не топили испанские суда с командами и пассажирами и не истязали пленных. Кроме того, они утверждали, что не знают, сколько именно было захвачено золота и серебра, но, по их убеждению, молва слишком уж преувеличила их количество и реальную стоимость.
24 октября королева распорядилась перевезти все сокровища, еще остававшиеся в Плимуте, в столицу. Они были доставлены в Сион-Хаус в первой половине ноября.
