Давид умиротворял Иуду и другими путями. Он устранил Иоава от командования царскими войсками и назначил вместо него Амессая, своего племянника и двоюродного брата вождя разбитых мятежников.
Эта замена была задумана не только как дань уважения и Иуде. Это было самое унизительное наказание, какое только можно было придумать для Иоава как воина — победитель был поставлен под начало побежденного.
И, наконец, Давид согласился, что вернется в Израиль по дороге в Иерусалим через Иуду, тем самым отметив свою победу в Галгале. Эта неприкрытая лесть произвела желаемый эффект. Иудеи помирились с царем. Но это действие породило и нежелательные последствия: оно возродило давнюю вражду, так как северяне гневно обвинили Давида в том, что он стал заложником юга.
Разногласия между двумя половинами Израиля существовали с первых дней монархии. Достаточно вспомнить недовольство Иуды по поводу коронования Саула Вениамитянина, сына Севера, и значение, которое Давид придавал сложному вопросу о выборе столицы, приемлемой для обоих регионов. У Севера и Юга был один и тот же Бог, одна и та же вера, идентичные источники традиций. И все же во многом они оставались двумя нациями.
Многие из северных семитов поселились в Ханаане задолго до тех, кто пришел с Моисеем из Египта. Каждый регион претерпел различные исторические изменения на протяжении свободной двухсотлетней конфедерации Судей, а Иуда присоединилась к союзу колен сравнительно поздно. Между ними были различия в речи, расовом происхождении, одежде и обычаях. А тут еще более поздний период борьбы между Саулом и Давидом, то есть в основном межрегиональный конфликт, достигший высшей точки в семилетней гражданской войне.
Возникшие в результате трения, как и бесчисленные территориальные претензии, оставались подспудными до тех пор, пока внутренние политические силы вокруг них сохраняли сравнительное равновесие. Но поведение Давида по отношению к Иуде эту непрочную сбалансированность нарушило. Давид не без оснований мог бы доказать, что его уступки были более чем оправданы благом национального примирения. Но многие на севере смотрели на это иначе. В то время как Иуда после восстания продолжала медлить, делегации с севера первыми выказали свою верность Давиду. А плоды пожали в Иуде.
Но в Галгале проживал влиятельный родственник Саула, Савей, сын Бихри, пылкий вениамитянин и краснобай. Когда многие сотни израильтян, собравшихся там, приготовились сопровождать царя в Иерусалим, демонстрируя национальное единство, вражда между Севером и Югом внезапно вырвалась наружу. Савей приказал затрубить в трубу и собрал толпу северян. Еще не упокоились кости участников одного восстания, а Савей попытался разжечь другое. Призывая северян покинуть победную процессию и возвратиться по домам, он агитировал за выход из союза.
— Нет нам чести в Давиде, и нет нам доли в сыне Иессеевом, — закричал он, — все по шатрам своим, израильтяне!
Многие северяне пошли за Савеем, а уставший и разочарованный Давид был препровожден в свою столицу небольшим эскортом, составленнрм в основном его недавними противниками, людьми Иуды. Давид приказал своему новому военачальнику Амессаю возвратиться в Иуду и набрать верное ополчение, которое вместе с регулярными войсками, находящимися в Иерусалиме, должно было поспешить на север и подавить сепаратистское движение до того, как оно распространится. Амессай отбыл по приказу и все же по какой-то причине тянул с решительными действиями. Мы до сих пор не знаем, почему.
Но нам известно, что Давид, доведенный до крайности, вынужден был без особой охоты снова обратиться к Иоаву. Вместе со своим братом Авессой Иоав во главе крупного соединения, состоящего в основном из филистимских наемников, бросился вдогонку за Савеем. Мы знаем, что по дороге братья остановились в Гаваоне, к северу от Иерусалима, где находился Амессай. Мы можем только догадываться, почему, ибо он был отправлен в Иуду на много миль к югу. Весьма вероятно, что он предпочел переметнуться к Савею, чтобы поддержать его попытку свергнуть царя. Гаваон находился в земле Вениамина, колена Савея. Хотя не исключено, что Амессай к этому времени уже набрал людей в Иуде, как ему было приказано, и собирался разделаться с восставшими.
Так или иначе, пребывание Амессая в Гаваоне закончилось еще одним кровавым актом справедливости по Иоаву. Бывший военачальник отомстил за позор своего недавнего смещения, пронзив Амессая мечом и был восстановлен под клики одобрения царских войск в своей прежней должности.
Давид, все еще всецело находившийся в зависимости от своей армии, неохотно уступил ее воле.
Во второй раз национальная армия сыграла для монархии решающую роль, восстанавливая порядок, по ходу своей погони за Савеем. Большинство его первоначальных сторонников покинули его, а собрать новых он не смог. Риск был слишком велик, пример Авессалома слишком свеж в памяти. Со временем Савей нашел убежище в городе на крайнем севере под названием Авел-Беф-Маах, у подножья юго-западного склона горы Ермон. Когда войско Иоава и Авессы окружило город, жители решили поддержать Давида и, обезглавив Савея, перебросили его голову через стену.
Савей опередил свое время. На сей раз яд сепаратизма был нейтрализован, но в крови он остался навсегда. Со временем он превратит других недовольных в повстанцев, и Израиль дорого заплатит за свою самоубийственную тягу к дроблению, столь нередкую в истории семитских народов.
После восстания Савея Израиль получил передышку на несколько лет. Нация вступила в период стабильности и процветания. Ее новое доминирующее положение в геополитической реальности региона стало приносить подданным Давида блага, неведомые им на протяжении четырехсот лет, с тех пор как Иисус Навин установил свой форпост в Иерихоне.
Пока израильтяне вкушали сладкие плоды мира и благополучия, местнические претензии были ими на время забыты. Наконец-то Давид правил в умиротворенной стране.
К этому моменту он царствовал уже около тридцати лет над всем Израилем, над его севером и югом. Хотя в его прежней жизни было слишком много трагического, чтобы он мог теперь испытывать полную удовлетворенность, зачастую казалось, что старость и спокойствие отныне внушают ему некое подобие смиренной кротости, проистекающей из сознания исполненного долга и ясного понимания, что близится финал его жизни.
Однако окружение царя было крайне обеспокоено. Вопрос о наследнике не был до сих пор решен. Универсальная аксиома политики состоит в том, что вакуум власти неизбежно порождает противоборство и распри. Адония был старшим из оставшихся в живых сыновей Давида, и, соответственно, некоторые считали его бесспорным престолонаследником. Группировка, ориентированная на Адонию, развила бурную деятельность, чтобы завоевать ему публичное благословение царя. Главными сторонниками Адонии были первосвященник Авиафар и военачальник Иоав, которого царь терпел только потому, что не хотел портить отношения с войсками, хотя в узких придворных кругах он давно уже считался persona non grata[27]. Мы практически ничего не знаем об Адо-нии, за исключением того, что был он безмерно честолюбив, — черта, неудивительная для сына Давида. Но мы также знаем, что положение его было довольно шатким, ибо существовала гораздо более мощная коалиция, действующая в поддержку Соломона, которому было тогда семнадцать лет от роду.
