Я долго ломал голову, откуда у Сашина такая неприязнь ко мне. Не пересекались ли мы с ним где-нибудь? Не задел ли я каким-либо образом его больное самолюбие? Перебирая в памяти поездки в Магадан, я стал кое-что припоминать. Однажды мы с друзьями сидели в ресторане. В тот вечер там случилась драка, ко мне подскочили незнакомые люди, чтобы я вступился за кого-то, называли имена сотрудников прокуратуры, которых якобы избивают. Пусть зовут милицию и разбираются сами. Теперь я вспоминаю, что среди пострадавших в драке называли фамилию Сашин… Неужели мой новогодний арест – акт отмщения?
Сижу в камере. Входит капитан внутренних войск. Он в кителе, без головного убора, на носу пенсне. Похоже, вышел из кабинета размяться. Мы все, четверо обитателей камеры, как положено, встали. Его лицо багрово, он шарит глазами по камере, как бы отыскивая предмет для придирки.
– Вы почему в пальто?! – наконец, спрашивает он. Кто-то робко сказал:
– Холодно, гражданин начальник.
– Я же в кителе! Мне бы промолчать, пусть себе тешится. Но я не сдержался:
– Вы зашли на минуту…
– А вас я не спрашиваю!
– Вы всех спросили, я ответил…
– Выйдите сюда! Я вышел в коридор. Он как будто знал, что именно я не останусь бессловесным, и
внезапно, злобно выпалил:
– Тебе, Туманов, я найду теплое место! Я тебя давно знаю, еще по Беличану!
Что я ему сделал? Что ему надо от меня? Нервы уже ни к черту, в глазах потемнело.
Интересно, входя впервые в кабинет следователя, едва на него взглянув, я всегда сразу чувствовал, как он поведет следствие, как настроен по отношению ко мне. И сейчас, глядя и глаза капитана, я понимал: передо мной редкая мразь, обозленная, ненавидящая меня неизвестно за что. И я дал волю своей усталости: за какие-то доли секунды обрушил на него всю лексику, которую узнал за восемь с половиной лет магаданских лагерей.
Меня увели в холодный карцер. Я простоял там часа четыре. Наконец капитан и надзиратель ведут меня по коридору. Приводят к начальнику тюрьмы. За столом хмурый подполковник. Выслушав приведших меня, он говорит им:
– Вы свободны. Они выходят из кабинета, мы остаемся вдвоем.
– Садитесь… – Начальник указал на стул. Я присел, мы молча смотрим друг на друга. Я – злой, он – хмурый.
– Туманов, вам нужно думать, как выбраться из дерьма, в которое вы попали, а не
конфликтовать с разными идиотами.
Это он мне, подследственному, о своем офицере!
– Я вас хорошо знаю, Туманов, мне о вас рассказывал начальник политуправления
Васильев…
Мы коротко поговорили, обратно меня увели не в карцер, а в камеру. А два-три дня спустя увезли в крытой машине на Среднекан.
Судебное заседание по моему делу проходило в приисковом клубе. К тому времени мои друзья пригласили известного адвоката и Днепропетровска Ефима Каплана, прекрасно знающего законы Ему не стоило труда предсказать развитие ситуации. Конечно, говорил он, по-хорошему должны оправдать за отсутствием состава преступления, но, учитывая заинтересованность обвинения, сильный нажим на суд, скорей всего, найдут форму осудить, но таким образом, чтобы тут же, в зале суда, освободить из-под стражи.
Он как в воду глядел.
Судебное заседание продолжалось три дня. Все это время прииск не работал. В клуб набилось не только население Среднекана. Приехали руководители артелей со всей Колымы. У клуба стояли полтора десятка «Волг». В зале царил невероятный шум, судье требовалось немало усилий, чтобы наводить порядок.
– Граждане, – обращался судья в зал, – не задерживайте заседание. Нам надо
торопиться. На реке может тронуться лед, а нам возвращаться в Сеймчан.
А из зала в ответ:
– Освободите Туманова – мы вас на себе перетащим!
Разумеется, никакой моей серьезной вины доказать не удалось. Ни взятки, ни подделки
документов, ни кражи дизелей! Меня как бы осудили, но таким образом, чтобы я сразу же попал под амнистию.
Я выхожу из клуба. Ликует приисковое начальство, толпы людей. Конвоиры уже пьяные – когда успели?
Римма в то время жила в Пятигорске и уже работала диктором телевидения. Двумя годами ранее на краевой телестудии появилась вакансия, и главный режиссер Маргарита Злобина уговорила ее участвовать в конкурсе. Из почти трехсот претендентов, в числе которых были актеры, дикторы других студий, по конкурсу прошла Римма. Филфак она закончит позже.
Я только потом узнал, что в дни, когда я сидел под следствием в магаданской тюрьме, по требованию колымских следователей у Риммы в пятигорской квартире произвели обыск. Перерыли все, надеясь найти золото. А у нее не было даже обручального кольца.
Устав от всего происходящего, я решил распрощаться с краем, где пробыл больше семнадцати лет. Тогда я еще не понимал, как глубоко вошла в меня Колыма, как она будет манить к себе и принимать на протяжении жизни еще не один раз, постоянно будоражить душу, занимая мысли, возвращая память к прекрасным людям, за встречу с которыми я не устаю благодарить судьбу.
Мы уезжали из Среднекана на одной машине с адвокатом Капланом. Остановились переночевать на Стрелке вместе с друзьями, которые были на процессе и возвращались с нами в Магадан. Адвокат, вероятно, был хорошим шахматистом и пользовался любой возможностью сыграть с кем-нибудь. Вечером он сел играть с моими колымскими друзьями. Его пригласили к телефону и, пока он отсутствовал, парни переставили фигуры, а что-то даже убрали с доски. Когда он вернулся и взглянул на доску, лицо расплылось в улыбке:
– Знаете, ребята, так вы, наверное, у меня выиграете…
И восстановил на доске все, как должно было быть.
Я часто вспоминал эту сцену, покидая Колыму. В условиях, когда за моей спиной кто-то
переставляет фигуры, двигает свои, все делает не по правилам, я чувствовал, что тоже смогу проиграть. А проигрывать я не люблю!
Сокровища таджикского царства Тохористан.
Первая зима на Буор-Сале.
Панихин, Кущаев, Кошев и другие.
Кого не устраивала артель «Алдан».
Помпоны у охотского моря.
«Считай, что мы родились второй раз…»
Переправа через Мякит.
«В ваших руках судьба объединения…»
Я попрощался с Колымой в 1967 году, когда наша старательская артель убедительно доказала свои преимущества и по ее примеру почти на всех приисках была создана подобная добровольная кооперация горняков. Это были крепкие трудовые коллективы. По большей части их возглавили люди, работавшие со мной в Сусуманском районе (Западное управление), в Ягоднинском районе (Северное управление).
