Уже во время выступления я и присутствовавшие в кают-компании заметили, что в кинобудке кто-то находится. Я подумал, что это Шейн, хотя в это время он должен был быть у люка поста, где был закрыт командир. Во время изоляции несогласившихся со мной офицеров и мичманов Шейн появился в кают-компании и затем помог мне изолировать этих офицеров и мичманов в 6-м посту. Других задач перед Шейным я не ставил. Как-то получилось, что он в основном обеспечивал пресечение возможных попыток освободить командира “Сторожевого” Потульного из постов № 2 и № 3. Шейн сообщил мне о просьбе Потульного поговорить со мной, затем присутствовал при разговоре с Потульным, который я вел через люк поста № 3. Потом с Авериным закрепил люк поста № 3 раздвижным металлическим упором».
Заметим, что из числа тех, кто остался в кают-компании и не пожелал садиться под замок в радиотехнической агрегатной, в конечном итоге помогать Саблину никто так и не стал. О чем это говорит? О многом!
Из показаний Саблина на допросе 10 ноября 1975 года: «Когда я провел беседу с офицерами и мичманами, мне показалось, что те 17 офицеров и мичманов, которые своим голосованием поддержали меня, искренне хотят помочь мне. Впоследствии выяснилось, что они начали сдавать свои позиции. Так, Степанов и Сайтов открыто сказали мне, что больше не будут поддерживать меня. Из мичманов так же мне заявили Савченко и Житков, удалились в свои каюты и закрылись».
Да, кто-то, пойдя по пути наименьшего сопротивления, почел за лучшее отсидеться под замком в агрегатной. Некоторые решили спрятаться в своих каютах. Это был их выбор. Другие же сидеть под замком не пожелали. Причины на этого у каждого были свои. С какого это бодуна я должен лезть под замок в агрегатную? Я что, в чем-то провинился? Именно поэтому идти под конвоем Саблина и Шейна в пост № 4 отказались вовсе не те, кто, по рассказам Саблина, вроде бы изначально поддержал его, а те, кто не пожелал быть пешками в непонятной для них игре замполита.
Забегая вперед, скажем, что именно из числа не пожелавших самоарестовываться офицеров и мичманов был старший лейтенант Фирсов, который, рискуя жизнью, выполнил свой офицерский долг, те, кто предпринял первую попытку арестовать мятежника Саблина, а также те, кто в конечном итоге освободили командира и остановили корабль. Помимо этого некоторая часть молодых офицеров и мичманов в тот момент просто до конца не поняла смысла происходящего и в силу авторитета должности замполита некоторое время изображала какую-то деятельность, но потом, поняв, что игры закончились и начинаются вполне серьезные вещи, также отказалась от участия в саблинской авантюре.
Глава третья. РЕВОЛЮЦИЯ НА ЮТЕ
Разобравшись с офицерами и мичманами, Саблин, согласно своему плану, приступает к следующему пункту своего плана — к идеологической обработке старшин и матросов срочной службы. Не теряя времени, он сразу же отправился в кубрик № 1 к связистам, лояльности которых Саблин, как мы знаем, придавал особое значение. Там он выступил с еще одной недолгой речью, повторив вкратце уже сказанное им в кают-компании мичманов, также заверив слушателей, что командир разделяет его мысли. После этого Саблин потребовал от связистов качественного исполнения своих служебных обязанностей. Особых возражений не последовало, так как связисты так толком и не поняли, что хочет от них странный замполит.
Из показаний Саблина на допросе 8 января 1976 года: «После выступления в кают-компании по моему приказу в кубрике № 1 собраны радисты. Планируя захват корабля, я понимал, что основным звеном, которое обеспечит выполнение поставленных мною целей — обращение к Главнокомандующему, к советскому народу и т.д. — является радиосвязь. Без поддержки радистов захват корабля и все дальнейшие действия не имели смысла. Поэтому беседе с радистами я придавал особое значение. Около 22 часов 8 ноября 1976 года в кубрике № 1 было собрано 10—15 радистов. Отсутствовали только те радисты, которые несли вахту. Кто конкретно находился в кубрике № 1 во время моего выступления, я не запомнил.
Перед радистами я выступил с речью, аналогичной той, которую держал перед офицерами и мичманами в кают-компании мичманов, сократив ее только за счет более короткого изложения своей биографии. При этом выступлении своими тезисами, тетрадями с цитатами и листами с текстами радиограмм я не пользовался — говорил по памяти. Тем не менее все основные положения подготовленной ранее речи нашли свое отражение. Были заданы два вопроса: не будут ли расценены наши действия как нарушение воинской присяги и не будет ли нарушением радиообмена отправление радиограммы в адрес Главкома открытым текстом. На первый вопрос я ответил, что мы не изменники Родины, потому и не нарушаем воинской присяги, а на второй вопрос — мы не нарушаем установленный на флоте порядок радиообмена, так как радиограммы будут идти в зашифрованном виде. Выступление в кубрике № 1 перед радистами и ответы на вопросы на указанные вопросы заняли примерно 45 минут. .. .Я не цитировал классиков марксизма-ленинизма и не заготовил тексты радиограммы Главкому и радиограммы обращения “Всем! Всем! Всем!..” Все радисты проголосовали единогласно за мой план захвата корабля и дальнейшую программу действий».
Разумеется, что во время следствия выяснилось, что ни о каком единогласном одобрении, а тем более голосовании речи не было. На самом деле Саблин ограничился рассказом своей биографии, затем поведал о несправедливости в стране, о том, что он знает, как сделать все лучше, закончил же свою речь заявлением, что никому ничего не будет и бояться абсолютно нечего.
* * *
В это время во 2-м тамбуре, куда выходит люк поста РТС № 2, где был заперт капитан 2-го ранга Потульный, едва не начался настоящий бой. Матросы предприняли первую отчаянную попытку освободить своего командира.
Рассказывает вице-адмирал А.И. Корниенко: «Находясь изолированным в рубке, капитан 2-го ранга Потульный пытался освободиться, стучал в переборку, пытаясь уговорить Шейна выпустить его: “Скажи, Шейн, ты почему пошел на это? Ведь это преступление, Шейн...” Старшина 2-й статьи Поспелов и матрос Нобиев попытались освободить командира. Но вмешались трое пьяных мичманов, завязалась драка. Потульный остался взаперти».
На первом допросе 10 ноября 1975 года, проходившем в Риге, В.М. Саблин как мог пытался исказить суть произошедшего у поста № 2 события: «Когда вечером 8 ноября я закрыл командира в посту № 2, вызвал Шейна и предложил ему посмотреть за люком поста № 2, чтобы никто оттуда не выпустил командира, пока я проведу беседу с личным составом. Я знаю, что он находился на посту в то время, когда я проводил беседы...