По нашему мнению, еще при жизни Петра Великого Елизавета стала объектом пристальной заботы российских спецслужб, вначале как любимая дочь императора, а затем как носительница и продолжательница его замыслов. Общеизвестно, что в семье у Петра были особые отношения с дочерьми Анной и Елизаветой. Ликвидация Тайной канцелярии при Екатерине I и Преображенского приказа при Петре II, несомненно, могла подтолкнуть часть сотрудников этих ведомств к сотрудничеству с Елизаветой, они могли составить костяк ее личной секретной службы. Мы уже упоминали о странном пренебрежении Ушакова информацией об участии великой княжны в заговоре против Ивана Антоновича. Возможно, что бесшабашное поведение при дворе было предложено ей кем-либо из сотрудников спецслужб: эта линия максимально соответствовала возрасту и характеру Елизаветы и являлась на тот момент наиболее безопасной. В 1735 г. жена английского резидента в Петербурге леди Рондо писала, что приветливость и кротость дочери Петра внушают любовь и уважение, на людях она весела, но высказанные в личной беседе разумные и основательные суждения заставляют думать, будто ее легкомысленное поведение – притворство.
Постоянные перемещения Елизаветы из одной резиденции в другую, мотивированные ее участием в охотах, балах и увеселениях, создавали серьезные трудности как для слежки, так и для организации покушений со стороны многочисленных недругов. При юной княжне постоянно находились молодые люди из петровских гвардейских полков, которых придворная молва, а затем и большинство историков считали ее «галантами». Мы позволим себе сделать предположение, что основной задачей этих офицеров и сержантов были отнюдь не только амурные похождения. Обожатели и воздыхатели, постоянно находящиеся при молодой особе и ищущие ее расположения, – идеальная маскировка для группы личных телохранителей. Недаром, как только кто-либо из них отправлялся в ссылку или отдаленный гарнизон, его место немедленно занимал очередной реальный или мнимый «любовник». После переезда княжны в Петербург ее двор отличался тем, что, проводя время в разного рода увеселениях, не подпускал к себе никого из непроверенных посторонних лиц.
Нам могут возразить: став императрицей, Елизавета продолжала вести прежний образ жизни. Этому есть объяснение: привычка и натура. Кроме того, система охраны продолжала функционировать на тех же принципах, только с привлечением большего количества сил и средств. Француз Ж. Л. Фавье, наблюдавший императрицу в конце жизни, писал о просвечивавших сквозь ее доброту и гуманность высокомерии, иногда жестокости и особенно подозрительности, о ее страхе перед утратой власти, об умении искусно притворяться. Мнения двух иностранных наблюдателей о способностях Елизаветы Петровны в лицедействе (и в юном, и в зрелом возрасте) совпадают.
После 1741 г. безопасность государыни в первую очередь обеспечивала Канцелярия тайных розыскных дел, до 1747 г. руководимая Ушаковым, а затем А. И. Шуваловым[219]. Секретарями канцелярии были Тихон Гуляев (в 1741–1743 гг.), некий Набоков (в 1743–1757 гг.) и С. И. Шешковский[220] (с 1757 г.). После смерти в 1742 г. С. А. Салтыкова Московскую контору тайных розыскных дел возглавил сам Ушаков. Затем руководство Московской конторой перешло к секретарю, которым стал приближенный Ушакова В. Казаринов (в 1743-м – после 1748 г.).
Об особой секретности при обеспечении безопасности императрицы свидетельствует тот факт, что практически никто из приближенных не знал, в какой комнате она будет ночевать в той или иной резиденции. Это подтверждает, в частности, художник А. Бенуа. После изучения планов Царскосельского дворца он пришел к выводу, что в нем отсутствовала опочивальня императрицы.
Усиление мер безопасности было предпринято после разоблачения и ареста в 1742 г. камер-лакея А. Турчанинова и прапорщика Преображенского полка П. Квашнина, готовивших ночное убийство Елизаветы. Тогда же был подготовлен маршрут срочной эвакуации государыни из Петербурга в Москву. Через каждые 20–30 верст имелись сменные лошади, расстояние преодолевалось за двое суток. С учетом состояния дорог того времени и езды в тяжелой карете средняя скорость в 30 километров в час впечатляет. Надо ли говорить о том, что все представители свергнутой Брауншвейгской фамилии находились под строжайшим надзором в местах «не столь отдаленных».
Однако Тайная канцелярия была не только органом политического сыска, но выполняла и контрразведывательные задачи. В 1745 г. лейб-медик Елизаветы Г. Лесток, долгое время облеченный личным доверием государыни, один из ее ближайших советников, имевший прямой доступ в покои императрицы, был разоблачен как агент французской, прусской и британской разведок. В 1748 г. его отправили в ссылку сначала в Углич, а затем в Великий Устюг.
Следствие по делу Лестока велось в Канцелярии тайных розыскных дел и было не единственным. В 1756 г. императрица поручила Шувалову и Воронцову[221] расследовать дело о подозреваемых в «шпионстве» французском миссионере Валькруассане и бароне Будберге. В 1761 г. в Тайную канцелярию было передано дело по подозрению генерала Тотлебена (саксонского уроженца) в «сношениях» с пруссаками. В январе 1762 г. велось большое дело о «шпионстве» в русских войсках в Пруссии.
Коллегия иностранных дел под руководством А. П. Бестужева-Рюмина[222], а затем М. И. Воронцова во времена Елизаветы Петровны обеспечивала сбор разведывательной информации и параллельно с Тайной канцелярией занималась борьбой с иностранным шпионажем, в том числе и внешней контрразведкой европейских дворов. Из Варшавы политическую информацию сообщали коронный канцлер граф Я. Малаховский и другие влиятельные польские магнаты. В Османской империи российскими агентами были сразу несколько чиновников, в том числе помощники реис-эфенди (министра иностранных дел). Бестужеву-Рюмину удалось добиться высылки из России французского посланника Шетарди, агентов прусского короля Фридриха – принцессы А. Е. Ангальт-Цербстской и Брюмера, а также запрещения (еще до ареста) Лестоку вмешиваться в иностранные дела.
Для тайного вскрытия и копирования корреспонденции, представлявшей интерес для российских секретных служб, канцлер Бестужев-Рюмин создал службу перлюстрации – знаменитые «черные кабинеты». Информация, полученная путем перехвата письменных посланий, позволяла российскому двору более адекватно строить внешнюю и оборонную политику, выявлять, предупреждать и пресекать угрозы безопасности государыни. Попутно заметим, что перехват и перлюстрация корреспонденции, в том числе и дипломатической, практиковались во всех (!) государствах того времени. Древняя мудрость гласит: «Кто предупрежден – тот вооружен». До настоящего времени перехват и расшифровка конфиденциальной информации осуществляются с применением самых современных технологий и составляют один из ключевых элементов секретных мероприятий.
