– Другим доводом против возможного пребывания Гогенгейма в Роггенхаузене может служить строгая политика властей Аарау в отношении баптистов и последовательное насаждение Реформации после 1528 года. Обстановка здесь была гораздо более напряженной, чем в Санкт-Галлене, Тургау и Аппенцелле. Здесь не было места для светского проповедника, взгляды которого были далеки от ортодоксального протестантизма. Еретические «единоверцы» тем более не могли рассчитывать встретить здесь радушный прием.
– Наконец, мнение Зюдхоффа о мнимом пребывании Гогенгейма в Роггенхаузе страдает явной нелогичностью. «Пребывание Гогенгейма в кантоне Аппенцелль продолжалось недолго… В настоящее время я больше склоняюсь к мысли о переезде Гогенгейма в аарауский Роггенхауз». Если «Рокнх» служит основным доказательством пребывания Гогенгейма в Аппенцелле, то, по всей видимости, он должен был оттуда переместиться в Аарау. Однако все прочие сведения указывают скорее на его последующие путешествия в направлении Тироля и Южного Тироля, в то время как Аарау находится в противоположной стороне. Кроме того, в архивах Аарау отсутствуют даже самые мельчайшие доказательства, которые бы подтверждали тезисы троих выдающихся ученых. [241]
Более правдоподобной представляется ранняя интерпретация Зюдхоффом загадочного «Рокхн», под которым может с большим основанием скрываться деревушка Роггенхальм, расположенная неподалеку от Бюлера. Именно через это местечко проходит старый путь из Санкт-Галлена в Гайс и Аппенцелле. Роггенхальм впервые упоминается в 1390 году в инвентарной записи, где сказано об уплате десятины священнику церкви святого Лоренцо. Здесь Гогенгейм мог устроиться с большими удобствами, чем в Аарау. В землях Аппенцелля царила терпимая религиозная атмосфера. Даже в период наступления Реформации здесь свободно звучала проповедь анабаптистов. Примерно такая же обстановка была и в Тургау. В поселке, состоявшем из нескольких крестьянских домов, покрытых соломенными крышами, каждый мог спасаться по своему собственному усмотрению. Здесь быстрее, чем в любом другом месте, можно было найти «друзей по вере». Предположительное место пребывания Гогенгейма описывает журналист Андреас Бенцигер, посетивший одну из хижин Роггенхальма, которые стоят там и сегодня: «С отяжелевшего с годами ясеня взгляд переходит на стоящий рядом каштан, благородные ветви которого во времена Гогенгейма не были украшены телевизионной антенной. Затем ваши глаза устремляются за ограду и упираются в верхний край каньона, в котором в то время еще не была построена фабрика». Возможно, что именно в этой деревушке под сенью ясеня и каштана в 1532 или 1533 годах обосновался Гогенгейм. [242] Здесь незадолго до начала Реформации была открыта первая в этих землях начальная школа. Сельский учитель, скромно, но ответственно выполнявший свои обязанности, брал за обучение пять гульденов за квартал. Летом занятия начинались в пять утра, а заканчивались в половине восьмого, после чего дети могли отправляться работать на поле. [243]
Наличие элементарного образования, относительно высокий уровень жизни, достигнутый благодаря активному крестьянскому труду, который многие совмещали с производством сукна на дому, создавали благоприятную атмосферу для общения. На этой основе теоретически могла зародиться духовная дружба (например, в форме совместного чтения Библии) между отдельными аппенцелльцами и Гогенгеймом. Пауль Штеркле предполагает, что здесь же Гогенгейм мог общаться с доктором Антонием Леу, который вплоть до 1532 года жил в Санкт-Галлене, а после занимался врачебной практикой в Аппенцелле. В тот же период в землях Аппенцелля подвизался другой известный доктор Якоб Брюлизауэр, которого Рютинер называет испанцем. Оба, Леу и Брюлизауэр, «должны были быть хорошо известны Парацельсу, знаменитейшему князю среди врачей» [244] . Предположение, что Гогенгейм действительно был в Аппенцелле, звучит довольно убедительно. К тому же доказательства, подтверждающие факт пребывания Гогенгейма в аппенцелльских землях, представляются весьма весомыми.
О пребывании Гогенгейма в Аппенцелле, и конкретно в Роггенхальме, свидетельствуют его богословские трактаты, датированные 1532/1533 годами. Как правило, они объединены общей темой о значении Тайной вечери. В качестве примера можно привести сочинение «De Coena Domini libri XI Theophrasti Hohenheimensis sacrarum literarum Medicinarumque Doctoris ad Amicos et Sodales» со следующей датировкой: «написано в Р… в понедельник после вознесения Господа, в 33-м году д. Теофр. Гогенг.» [245] / Дата 26 мая 1533 года, а также обращение «к друзьям и товарищам» вместе с указанием «Р» свидетельствуют в пользу Роггенхальма или, в крайнем случае, другого, трудно идентифицируемого местечка. [246] Помимо работы Гогенгейма по составлению гороскопа для герцога Ульриха, о котором упоминает Рютинер, и счете, представленном в декабре 1533 года преподобному отцу Иоганну Гессу, многие другие указания говорят о пребывании нашего героя в Восточной Швейцарии. Ярким образом, характеризующим современное Гогенгейму положение в Швейцарии, может служить дважды употребленное выражение «собачья цепь», под которым подразумевается ситуация, сложившаяся после Каппельской войны. [247] В своем катехизическом сочинении от 26 мая 1533 года Гогенгейм пишет о «некоторых священниках», которые «оказались настолько ловкими, что не дали посадить себя на цепь», а также о «товарищах и покровителях», которым он передает привет. Непонятно, идет ли в данном случае речь о католическом, протестантском или анабаптистском духовенстве. Однако здесь четко прослеживается разочарование в Реформации, постигшее Гогенгейма. Понятие «собачья цепь» встречается и в небезынтересном автобиографическом письме из Мерана, которое мы находим в приложении в небольшой работе о чуме: «Поскольку 1534 год был чреват для меня серьезными неприятностями, так что я, словно бы посаженный на цепь, едва выдержал давление и скорби… Из-за всего этого я был вынужден уйти в чужую страну… и на время поселиться в Инсбруке» (IX, 561). Согласно этому свидетельству, Гогенгейм покинул Швейцарию и отправился в Австрию, которую он и называет здесь чужой страной. Гогенгейм сравнивает Швейцарию с тюрьмой. Выражение «посаженный на цепь» указывает на стесненные обстоятельства и невозможность самореализации. Вспоминая критику Дюренматта, мы можем с уверенностью сказать, что в данном случае она бьет мимо цели. [248] Эмиграция из Швейцарии во время политического, духовного и личностного кризиса 1534 года была для Гогенгейма равносильна освобождению: «Блажен раб, отпущенный на волю своим господином! Впрочем, это не означает, что он может полностью наслаждаться свободой. Сегодня он свободно дышит, а завтрашний день, возможно, принесет ему еще худшее рабство. Читатель, не обращай внимания на мою скорбь. Позволь мне самому справляться со своими трудностями» (IX, 56).
