Похоже, что Антон помог Пушкаревым деньгами. Мать сестер Гольден, оказавшись в Москве лишним ртом, перебралась в Петербург к Александру и Наталье. Гагара, как называли ее в семье, прожила с ними восемь лет, хотя была очень плоха и, по словам Александра, «предъявляла настойчивую кандидатуру на Елисейские поля».
Той осенью Антону часто приходилось размышлять о смерти. От туберкулеза умер приятель Александра, Леонид Третьяков. Редактор «Будильника» Курепин, поощрявший ранние литературные опыты Антона, умирал от раковой опухоли на шее. В письме к Суворину Антон сообщал о тете Феничке: «Дни сочтены. Славная была женщина. Святая». Двадцать пятого октября ее не стало[229].
В Москву приехали Суворин и Дофин, остановились в «Славянском базаре», подхватили грипп и заразили им Антона. Он так разболелся, что спиртные напитки стали казаться ему «противными на вкус». На Луке пробил последний час Зинаиды Линтваревой; Антон напечатал некролог в газете «Врач». Той осенью, побывав на трех похоронах, он впал в столь мрачное настроение, что Александр в своем письме сменил обычный шутливый тон на искренне сочувствующий: «Антоша, милый мой. Мне хочется сердечно и искренно согреть тебя лаской. Тебе, бедному, действительно достается много. Твое последнее письмо (закрытое) произвело такое впечатление, что жена заревела, а у меня потускнели очки. Милый мой, дорогой Антоша, тебя некому пожалеть. Тебе не хватает той ласки, которая дается всякому, кого любит женщина».
Антон, впрочем, сам оградил себя от женской ласки. Елена Плещеева ушла из-под носа, обручившись с бароном де Сталь-фон-Гольштейном. Кундасова уехала в Батум (втайне надеясь, что Антон последует за ней). Лика была отвергнута за женское коварство. Не хотел Антон видеть и Елену Шаврову. В письме от 16 сентября он отчитал ее за рассказ «Мертвые люди», в котором гинекологи выведены селадонами и циниками, а холостяки «пахнут, как собаки»: «Гинекологи имеют дело с неистовой прозой, которая Вам даже и не снилась и которой Вы, быть может, если б знали ее, <…> придали бы запах хуже, чем собачий. <…> Все гинекологи идеалисты. <…> Я не смею просить Вас, чтобы Вы любили гинеколога и профессора, но смею напомнить о справедливости, которая для объективного писателя нужнее воздуха».
Когда Шаврова зашла к Антону с визитом, он велел передать ей, что «не принимает»[230]. Лике же, которую тянуло к Антону, оставалось лишь жаловаться на жизнь бабушке: «Вообще живется не особенно хорошо; <…> у Чеховых бываю довольно редко, у Софьи Петровны тоже. <…> Раскаиваюсь, что не осталась на зиму в Покровском. Иногда так хочется к Вам и вон отсюда!»[231] Работу в Московской думе Лика оставила; теперь она жила частными уроками и подрабатывала в гимназии. Неожиданно объявившийся отец обещал ей денежную помощь. Она все еще надеялась выучиться на певицу, но холодность Антона повергла ее в депрессию. Всю зиму она писала бабушке о том, что подозревает у себя чахотку.
Друзья Антона нуждались в нем не меньше прочих. Флейтист Иваненко умолял помочь найти ему работу: «Если Вы, Антон Павлович, откажете в моей просьбе, то прошу прислать револьвер, который мы вместе покупали, а если не пришлете, то мне все равно одолжит его Иван Иванович…»[232] Виолончелиста Семашко Чайковский по просьбе Чехова устроил в оркестр Большого театра. Другие так и не дождались участия Антона. В начале ноября ему писал Грузинский: «Сижу и горюю, Антон Павлович! Жена моя простудилась, ухаживая за своей больной сестрой. Той лучше, а жена свалилась с ног, и с ней началось что-то тяжелое. <…> Не посещая здоровых, Вы, быть может, побываете у больных?»[233]
Внимание Антона было занято повестью, которую он отправил летом Суворину. Тот возражал против названия «Дуэль», предлагая назвать повесть «Ложь». Антон настоял на своем варианте. «Дуэль» в большей степени следует традиции русского романа, чем вся предыдущая чеховская проза: ее герои – один из них носит славянскую фамилию Лаевский, а другой – немецкую, фон Корен, – являются представителями конфликтующих мировоззрений (пассивного славянского и маниакального немецкого) и дерутся на дуэли. Новизна повести состоит в том, что Чехов не сочувствует ни тем, ни другим убеждениям, хотя своих героев он любит. Читая «Дуэль», трудно представить себе, что автор недавно побывал на Сахалине, – место ее действия напоминает Батум или Сухум и скорее заставляет вспомнить о поездке Чехова на Кавказ в 1888 году с Дофином. Повесть начинается и заканчивается сценами у моря, и слова героев заглушает шум волн. Роль положительных персонажей играют местные жители (их гармоничное единение противостоит раздорам между «колонизаторами»), а также наивный дьякон, нарушающий ход дуэли, и снисходительный к человеческим слабостям врач, пытающийся уладить конфликт между Лаевским и фон Кореном. Такие сахалинские впечатления, как жизнь коренного населения и миссионерство отца Ираклия, если и нашли отражение в повести, то лишь в ряде незначительных деталей.
Повесть имеет вполне законченный сюжет. Лаевский приезжает на Черноморское побережье с чужой женой. Узнав, что в Петербурге умер ее муж и понимая, что теперь он будет вынужден на ней жениться, он пытается собрать деньги для тайного побега. Фон Корен, морской зоолог, приезжает в тот же самый город, чтобы подготовиться к экспедиции. Пытаясь оправдать моральную трусость, Лаевский в пародийном ключе развивает толстовские идеи о порочности и никчемности женского племени. Фон Корен убежден, что в интересах цивилизации следует помочь природе в уничтожении «хилых и негодных». В подтверждение своих научных взглядов он собирается убить Лаевского на дуэли. Кульминация повести столь же традиционна, как и ее конфликт. Невенчанная жена Лаевского сломлена и физически, и морально; тот же, узнав, что она уступила домогательствам полицейского пристава, переживает глубокое потрясение. Выстрелы, прозвучавшие на дуэли, преображают героев: Лаевский и его жена начинают новую жизнь, а фон Корен освобождается от непримиримости, признавая, что «никто не знает настоящей правды». Из-под обломков рухнувших интеллектуальных теорий пробиваются наивные верования доктора Самойленко и дьякона. Оптимистичный конец повести не вполне убедителен: она слишком привязана к модным для того времени идеям – аскетизму Толстого и «борьбе за существование» Дарвина. Лаевский своей истеричностью и неумышленностью поведения напоминает Александра Чехова; в фон Корене сошлись одержимость Пржевальского, несокрушимость логики профессора Вагнера и твердость убеждений самого Антона. При этом два главных героя повести являют собой две авторские ипостаси, вступающие между собой в конфликт на фоне равнодушной природы. В последующих чеховских произведениях этот конфликт будет развиваться без вмешательства автора: читатель сам должен убедиться в том, что любая идеология празднословна.
Суворину «Дуэль» настолько понравилась, что он занял под нее все выпуски литературного приложения к «Новому времени» за октябрь и ноябрь. Несмотря на то что в результате у Чехова в Петербурге прибавилось врагов – он вытеснил повестью других литераторов, – его репутация самого крупного современного писателя-рассказчика теперь укрепилась окончательно. Второй чеховской публикацией стал анонимный критический фельетон «Фокусники», напечатанный в «Новом времени» 9 октября. Разразился скандал, и в результате Общество естествоиспытателей было вынуждено перестроить московский зоосад по примеру гамбургского и приобрести новых, здоровых зверей.
Перечисляя в письме к Суворину причины, препятствующие поездке в Петербург, Антон обмолвился: «Мангуст прыгает». Наталье Линтваревой он заявил более решительно: «Продаю мангуста с аукциона». Здесь снова проявилась двойственность его натуры. В фельетоне «Фокусники» Антон негодовал: «Мы прежде всего сталкиваемся со странным отношением московской публики к своему ученому саду. Она иначе не называет его, как „кладбищем животных“. Воняет, животные дохнут с голода, дирекция отдает своих волков за деньги на волчьи садки, зимою холодно, а летом по ночам гремит музыка, трещат раке-; ты, шумят пьяные и мешают спать зверям, которые еще не околели с голода».
Его же письмо в правление московского зоосада едва ли не угодливо: «В прошлом году я привез с о. Цейлона самца-мангуста (по Брему – mungo). Животное совершенно здорово и бодро. Уезжая из Москвы и не имея возможности взять его с собой, я покорнейше прошу Правление принять от меня этого зверька и прислать за ним сегодня или завтра. Самый лучший способ доставки – небольшая корзинка с крышкой и одеяло. Животное ручное. Кормил я его мясом, рыбой и яйцами. Имею честь быть с почтением. А. Чехов». Суворин плохо умел хранить тайны, поэтому всем стало известно, что автор фельетона «Фокусники» – Чехов, однако в зоосаде не стали выяснять, почему столь ярый его противник решил подарить им мангуста. Его сотрудник А. Вальтер сразу же прислал за зверьком посыльного и на следующий день докладывал Антону: «Мангуст доехал благополучно и, кажется, не озяб. Спешу исполнить обещание относительно билета для входа в Сад»[234]. Беднягу Сволочь по бесплатному билету посетила Маша. Зверек, просунув сквозь решетку лапки, вытащил из ее прически гребешки. Мангуст, как и Лика Мизинова, теперь имел достаточно времени задуматься над судьбой тех, кто, испытывая к Антону сердечную привязанность, слишком настойчиво добивается взаимности. На «кладбище животных» он продержался два года. В списке больных и околевших животных за 1892 год он не значится, однако нет его и в инвентарном списке зоосада за 1895 год. Жить в перенаселенной квартире в окружении многочисленной родни и с мангустом в придачу для Антона значило быть оторванным от реальности и от «народа». В письме к Суворину в октябре 1891 года он признался: «Ничего так не люблю, как личную свободу». Желание быть свободным от вынужденного соседства превратило в навязчивую идею мечту о собственном поместье. Тем временем у него собралась приличная сумма – не только за «Дуэль», но и за переиздание сборников рассказов и за театральные постановки, к тому же Суворин всегда был готов заплатить Антону аванс или просто ссудить денег. Чехов был в состоянии внести за имение 5000 рублей и затем заложить его за большую сумму. На поиски подходящего хутора в Полтавской губернии он отрядил братьев Смагиных, надеясь, что чувства, испытываемые к Маше Александром Смагиным, заставят его исколесить окрестные земли вдоль и поперек. Весь декабрь Смагин торговался с украинскими помещиками. Перед Рождеством Антон направил к нему Машу осмотреть хутора, сделать окончательный выбор и совершить купчую. Столь серьезная ответственность Машу взбудоражила, и за дело она взялась решительно. Однако украинские помещики не пожелали вести переговоры с женщиной, и к концу декабря Маша уже выбилась из сил и звала на помощь Антона. В Москву она вернулась с пустыми руками.
