Именно об этом, о необходимости всенародного покаяния перед Новомучениками, я писал в "Докладной".
Шестьдесят лет самые высокопоставленные иерархи Московской Патриархии, перенапрягая все свои умственные и физические силы, тужились засыпать своим словесным мусором непроходимую пропасть между христианством и коммунизмом, между Христом и Велиаром. Началось с красных попов, подхвачено в "Декларации о радостях", а потом уж пошло-поехало. Справедливости ради следует признать, что и наши зарубежные благожелатели и друзья свою посильную лепту внесли, в Советский Союз пожаловали и сами воочию все разглядели. А потом всему миру всю правду о коммунистическом рае засвидетельствовали.
Слушая наших иерархов, все прогрессивное человечество могло убедиться, что у Православной Церкви нет принципиальных идеологических расхождений с Коммунистической партией Советского Союза, мы шли к одной цели, но только разными путями. Православные русские мыслители не были согласны ни с , сергианцами, ни с идеологами от ЦК КПСС, ни со всем прогрессивным человечеством. Они утверждали прямо противоположное: "Мы строго и последовательно отличаем национальную Россию от того интернационального, тоталитарного государства, которое называет себя Советским Союзом... Цели этого государства не суть русские цели, и успехи Третьего Интернационала не суть ^русские национальные успехи"15.
Совсем недавно обновленческие бредни о единстве или, в крайнем случае, близости христианского и коммунистического ^мировоззрений, не краснея, повторяли все те же митрополиты Ювеналий и Питирим. Вот Ювеналий: "Теперь очень важный, серьезный вопрос. Действительно, у Церкви с государством с началом революции возник очень острый конфликт. Это не было
205столкновением мировоззрений, это было политическое столкновение, хотя я должен уточнить, что в нем участвовала не вся Церковь. Большинство нашего населения было верующим, и многие верующие принимали активное участие в революции. Поэтому нынешнее поколение духовенства, руководство Церкви должно подойти взвешенно, осторожно к реабилитации репрессированных священнослужителей"16.
И коммунисты всех мастей и толков сегодня слово в слово повторяют интервью митрополита. У них, мол, никогда не было столкновений с Церковью в области мировоззрений, многие верующие принимали активное участие в революции. А святой Патриарх Тихон называл главарей революции "извергами рода человеческого" и анафематствовал их. Соловецкие епископы писали, что в области идеологии, в области мировоззрения у христианства и коммунизма нет и не может быть ничего общего, между ними невозможен никакой компромисс, никакое примирение.
Вот митрополит Питирим: "Коммунистическая партия — атеистическая организация. Она стремится улучшить уровень жизни народа. Мы со своей стороны помогаем людям, исполняя свою духовную миссию. Мы не враги. Напротив, у Партии и Церкви много общих целей, конечно, мы не можем вмешиваться в дела Коммунистической Партии. И Партия тоже не вмешивается в дела Церкви. Очень хорошо, что два главных общественных института — Партия и Церковь — мирно сосуществуют и во многих случаях сотрудничают в интересах нашей общей социалистической Родины"17.
У меня нет ничего общего в мировоззрении с митрополитами Питиримом и Ювеналием, с Зюгановым, Анпиловым, Селезневым. Я ни в чем не расхожусь с соловецкими Исповедниками и с Патриархом Тихоном. С кем Вы, Владыко?
Я считаю ложью ангажированную "борьбу за мир", которой занимались все наши иерархи, в том числе и Вы, Ваше Высоко-- преосвященство18, я осуждаю коммунистическую агрессию во всем мире, которую громогласно или безмолвно одобряли и поддерживали наши иерархи, в том числе и Вы, Ваше Высокопреосвященство. Я называю омерзительными статьи и речи митрополита Николая (Ярушевича), в которых он от лица всей Русской Православной Церкви защищал Советский Союз, оправдывал его преступление в Катыни. Митрополит Николай со слезами на глазах и надрывом в голосе повторял байки агитпропа о бактери-
ологической войне американских империалистов против свобо долюбивого корейского народа. Я называю бесстыжими холуями коммунистического режима наших иерархов, которые восхваляли брежневскую конституцию, какие-то "ленинские принципы свободы совести", "Великую Октябрьскую Социалистическую революцию", восхваляли все, что потребует родная советская власть. Вот что такое сергианство. Священный Синод дарил нам ядовитые цветочки агитпропа в канун 1000-летия Крещения Руси; перечитайте их послание ко всем нам, православным, по случаю 70-летия "Великого Октября".
Чтобы как-то оправдать сергианство, Вы рассказываете сущие небылицы о себе и о других высокопоставленных иерархах. Вы отождествляете каждого иерарха с Церковью и пытаетесь доказать, что, когда я обличаю непотребства сергианцев, я произношу хулу на Святую Мать нашу Русскую Православную Церковь. И заканчиваете письмо патетически: "Вспомните слова святого праведного Иоанна Кронштадтского: кому Церковь не Мать, тому Бог не Отец! Опомнитесь!". Мне кажется, что автором этих слов был не Иоанн Кронштадтский, это просто Ваша очередная ошибка. Слова дивные, я тоже очень их люблю и часто повторяю.
Вас ужасает, что под этим "сквернопакостным письмом стоит подпись «священник»". "Когда нас шельмуют враги, это понятно. Но вот читаешь в подписи автора этого открытого письма — «священник» — и становится страшно: неужели этот человек не понимает, какой грех совершает?!" Излейте, Владыко, свое горестное негодование на архиепископа Ермогена. Ныне здравствующий Патриарх Алексий II и покойный Патриарх Пимен на заседании Священного Синода укоряли его почти так же эмоционально, как Вы укоряете меня.
В середине XIX века славянофилов тоже жестко критиковали за "хулу на Церковь". Вот что отвечал таким критикам И.С. Аксаков:
"Вся беда от того, во-первых, что у нас, в обществе, понятие о «святой, соборной и апостольской церкви» нередко отождествляется с понятием о временном церковном управлении, об ее официальном представительстве, — приурочивается, так сказать, к личному, временному составу церковной иерархии. Во-вторых, оттого, что общество привыкло к безгласности и потемкам, что дневной свет правды невольно его раздражает, и свободы оно пугается. Вообще у нас в России, в деле церкви, как и во всем, ревнивее всего охраняет-
206
Очевидцы
207ся благовидность, decorum, — и этим большею частью и удовлетворяется наша любовь к церкви, наша ленивая любовь, наша ленивая вера! Мы охотно жмурим глаза, и в своей детской боязни «скандала» стараемся завесить для своих собственных взоров и для взора мира — многое, многое зло, которое, под покровом внешнего «благолепия», как рак, как ржавчина, точит и подъедает самый основной нерв нашего духовно-общественного организма. Конечно, преступен тот, кто ради личной потехи, кощунственно издеваясь, выставляет миру напоказ срамоту матери; но едва ли менее преступны и те, которые, видя ее срамоту, видя ее страшные язвы, не только не снедаются ревностью об ее чистоте, чести и излечении, но из ложного опасения нарушить благочестие, а в сущности, всего чаще, по лени и равнодушию, дают, почти заведомо, укорениться злу и недугам — мерзости запустения на месте святе"19.
