– Теперь мы вступаем во вторую стадию, в которой имеем уже холдинги, – под этим он понимал металлургические предприятия, нефтедобывающие компании и телефонные сети, – и должны сделать их доходными, преобразовать в жизнеспособные концерны, изменить существующую систему.
Это было музыкой для наших ушей. Это было то, чего ждал каждый в России, то, на что ставил каждый зарубежный держатель акций, на что выкладывали миллиарды долларов Международный валютный фонд и Всемирный банк – день, когда магнаты России закончат раздел награбленной собственности бывшего Советского Союза и наконец начнут вести себя ответственно. С бешеной скоростью мы записывали эти мысли, зная, что отклонения в переходе ко второй стадии вышли далеко за пределы нормальной деловой деятельности.
Потанин затронул одну из излюбленных на Западе тем, сокрушаясь, что рыночные реформы опередили существующие правовую и налоговую системы и со всей ясностью показали необходимость их реформирования в ближайшем будущем. Богатые русские могли бы по-прежнему обходить законы и как можно сильнее обогащаться, однако теперь они хотели иметь в стране улучшенные законы, защищающие и сохраняющие их богатства. Русские миллионеры и миллиардеры могли бы спрятать свои доходы от налогового инспектора, но теперь, насытившись, они стали требовать принятия налогового кодекса, в котором было бы меньше норм запретительного характера и который позволял бы им более открыто демонстрировать и инвестировать свое богатство. Прежде мы протестовали против беззакония в стране. Теперь призывы к соблюдению законов исходили именно от тех людей, которые использовали хаос в России для собственного обогащения, что было вполне естественно. Они получили по максимуму от посткоммунистического хаоса и теперь намеревались получить для себя по максимуму уже от стабильности.
– Правила в России меняются, – сказал Потанин, эмоционально жестикулируя. – То, что было допустимо два года тому назад, – мы знали, что он имел в виду насилие и запугивание, наглый обман с акциями, выманивание денег у иностранных партнеров в совместных предприятиях, внезапные захваты основных фондов и тому подобное, – в настоящее время неприемлемо. Российский бизнес, – заключил он, – должен интегрироваться с западным, должен все больше походить на него.
Мы, репортеры, были тронуты почти до слез этими мудрыми словами, каждый жаждал услышать подобные вдохновенные заявления из уст самого олигарха.
Конечно, Потанин мог себе позволить играть роль пророка. Он уже превратил в наличные свой вновь обретенный энтузиазм к проведению реформ и свой внезапный роман с Западом. Банковская деятельность принесла ему растущую репутацию самого прогрессивного олигарха, что, в свою очередь, позволило обрести ряд весьма выгодных связей с западными представителями. Наиболее значимыми были контакты с компанией «Бритиш Петролеум», которая только что выкупила десятипроцентную долю прибыли в его нефтедобывающей компании «Сиданко» за пятьсот семьдесят один миллион долларов, что в сто раз превысило сумму, которую он заплатил за нее Кремлю в прошлом году. Потанин также объединил Международную финансовую корпорацию (МФК), его надежного помощника по банковским инвестициям, с компанией Йордана «Ренессанс Капитал», приобретя тем самым крупнейшего клиента Йордана, филантропствующего финансиста Джорджа Сороса. Потанин его убедил вложить девятьсот миллионов долларов в покупку «Связьинвеса», российского телефонного монополиста.
Продажа принадлежавшей матушке России телефонной компании (аналога американской «матушки Бэлл») усиленно расхваливалась и преподносилась общественности как некий важный рубежный момент в долгожданном продвижении Москвы от этапа «капитализма среди близких друзей» к этапу капитализма, чем-то напоминающего цивилизованную экономику. Немцов и Чубайс под аплодисменты всего зарубежного сообщества торжественно провозгласили, что продажа этой телефонной компании знаменует собой начало «новой эры» в России – эры, когда государственные фонды больше не отдаются политически связанным между собой «своим людям», а продаются на открытых общественных аукционах тем, кто даст наивысшую цену.
Для Кремля это был революционный отказ от власти, не слишком, однако, беспокоивший некоторых олигархов, уже привыкших иметь легкий доступ ко всем приглянувшимся им государственным предприятиям. Олигархи тем не менее были несколько озадачены отсутствием обычной закулисной возни накануне аукциона, и их группа вылетела в Канны, где отдыхал Чубайс, чтобы обо всем его расспросить. Как говорили потом, Чубайс заверил их в том, что на аукционе действительно будут чистые продажи и это не рекламная акция для умиротворения МВФ. Кремлю были нужны деньги, и дни раздачи государственной собственности по дешевке закончились.
Потрясенные олигархи вернулись в Москву и ночью устроили шумное совещание в офисе медиа-магната Владимира Гусинского и в соответствии с правилами тайного сговора между близкими друзьями решили «сброситься деньжатами» на покупку компании «Связьинвест». Имелись противоречивые сведения о том, что происходило на том ночном совещании, где посредником между властью и капиталом выступал Борис Березовский, человек, в наибольшей степени задействованный в кампании по переизбранию Ельцина и, как Распутин, имевший влияние на семью президента. Однако соглашения, очевидно, достигнуто не было, потому что на следующий день, когда были предъявлены запечатанные заявки с предлагаемой ценой, выяснилось, что победил Потанин, предложивший на двести миллионов долларов больше.
Олигархи в замшевых перчатках начали войну, развернув клеветническую кампанию, в ходе которой Березовский и Гусинский безжалостно направили свое смертоносное оружие – телевизионные станции и газеты, которые раньше использовали, чтобы вернуть на службу Ельцина, против Чубайса, Немцова и Потанина. В так называемую «новую эру», начавшуюся с продажи компании «Связьинвест», олигархи вдруг стали заклятыми врагами, первыми жертвами в попытке России провести в жизнь концепцию свободы и честной конкуренции как брэнда своего капитализма.
– К сожалению, – вздохнул Потанин, когда наше интервью подходило к концу, – некоторые из ведущих российских лидеров бизнеса не очень-то стремятся к каким-либо переменам и используют свое влияние, чтобы сохранить статус-кво.
Не был ли Потанин возродившимся Потемкиным? Или же российский бизнес действительно входил в новую и более справедливую эру? Я надеялся на последнее, поскольку крестовый поход Роберты за его величеством Рублем дал и мне некую финансовую заинтересованность в будущем России.
