закатах на этой широкой пустынной реке, память о берегах, изрытых таинственными бухтами, и островках фантастических очертаний осталась на всю жизнь. Как, впрочем, и память о злой, кровожадной мошкаре, беспощадно терзавшей нас и на палубе катера, и на берегу.
С одной из очередных мелей мы никак не могли сдвинуть наш катер. Петров, принявший на себя командование, без конца нажимал на грушу сирены. Но берега были пустынны. Селение от селения стояло за пятьдесят километров, и наш «глас» был поистине гласом вопиющего в пустыне.
Пришлось слезть с катера и вброд выбираться на берег в поисках помощи. Пожираемые мошкарой, мы углубились в тайгу километров на пять, и вдруг, точно в сказке, тайга расступилась и мы увидели… Расчищенная полянка. Два стройных человека в накомарниках с металлической сеткой, напоминающих рыцарские шлемы с забралами, перебрасывают ракетками мяч над широким столом.
— Саша, — сказал Петров, — ущипни меня. Это мираж. Если это не пинг-понг, значит, я сошел с ума. Может быть, шаманы в этой тайге устраивают соревнования по настольному теннису…
Это, конечно, оказались не шаманы. Это были ленинградские геологи. Их экспедиция занималась здесь изысканием каких-то редких минералов. Они уже были в тайге как дома…
Одним словом, как сказал Женя, «шла дорогой той старушка, увидала сироту, приютила и согрела (спирт подавался в лабораторных мензурках с делениями) и поесть дала ему (не только уха, но шашлык из… медвежатины…)».
Геологи собирали не только минералы, но и легенды. Особенно понравилась Петрову легенда о таежном Бендере, о «слепом» шамане, который считался особенно святым и который, несмотря на свою «слепоту», прекрасно играл в карты и неизменно обыгрывал своих партнеров.
Геологи не только накормили нас. Они помогли сдвинуть с мели наш катер. В награду они попросили только… автограф Петрова на томике «Двенадцати стульев», оказавшемся в их небогатой походной библиотеке.
Петров с удовольствием перелистал этот видавший виды томик и расписался, незаметно, хитро подмигнув мне.
И я видел, что «старик» был почти счастлив…
Впрочем, весь этот вечер он был молчалив и задумчив. И мне опять показалось, что он думает об Ильфе.
На третий день путешествия мы сошли на берег в нанайском поселке Нижняя Халба. Катер не мог подойти к песчаной косе, к отмели, и мы, засучив штаны до колен, спустились по трапу в изрядно холодную воду и высадились в поселке на манер этаких робинзонов. Особенно хорош был Евгений Петров — в штанах, закатанных как трусы, металлическом, подаренном ленинградцами «рыцарском» накомарнике и роскошной коричневой шляпе, купленной в Чикаго.
Прибытие катера из самого Хабаровска было в поселке событием. Собралось почти все население. Особенно много было ребятишек. Один немолодой нанаец, бывший сильно навеселе, все время обнимал Петрова. От нанайца исходил аромат парфюмерной лавки. Впоследствии оказалось, что в поселковый кооперативный ларек давно уже привозят из спиртного только шампанское. А так как оно не по карману, изобретательные любители горячих напитков пьют тройной одеколон.
— Замечательно, — смеялся Петров, — и согревает, и пахнет хорошо.
Оказалось, что в поселке жил уже не первый год старый фельдшер Мартыненко, партизан гражданской войны.
Как узнали мы позже, он выдержал здесь не один бой с местным шаманом, разбил его наголову, и теперь к нему приходили лечиться нанайцы-охотники и рыбаки из всех окрестных селений. Старик хорошо знал Александра Фадеева, лично встречался с ним. Слышал он и о Евгении Петрове, хотя книг его не читал.
Конечно, не все еще старинные обычаи были уничтожены. Шамана уже не было, но до сих пор в специальной молельне стоял на высокой подставке деревянный бог, старики молились ему, прося хорошей охоты. И если охота была плохая, бога снимали с подставки и публично стегали лозой на площади. Наказав, ставили на место для грядущего исполнения служебных обязанностей.
Обо всем этом рассказал нам Мартыненко, похвалившись тем, что дочь его учится в Ленинграде в медицинском институте и, приезжая на каникулы, помогает в его трудном, поистине подвижническом деле. Похвастал старик еще и тем, что в поселке имеется школа-семилетка, создана комсомольская ячейка, а несколько молодых нанайцев учатся в Хабаровске.
Это было совсем замечательно. Вечером мы проводили беседу с комсомольцами. Впрочем, на комсомольское собрание пришли и старики. Мы долго думали с Петровым, какую тему избрать для беседы. И тут опять помог нам Василий Константинович Блюхер. Его имя было широко известно и здесь, в поселке. Мы передали привет от него и опять рассказали о легендарных его подвигах в борьбе за народную власть…
Слушали нас не переводя дыхания… А потом, в конце вечера, к нам подошел юноша, совсем мальчик, лет пятнадцати, с бронзовым лицом и огромной шапкой смоляных волос.
— Я, однако, Максим Пассар, — сказал он, — охотник. Я тоже пойду в Красную Армию. Скоро. Я, однако, хочу учиться на маршала.
Больше он ничего не сказал нам. Но в глазах его была такая непоколебимая уверенность, голос был так тверд и решителен, что мы поняли: решение его непоколебимо. Он будет учиться на маршала… И с того необычайного вечера всегда, когда я вспоминал о Блюхере, в памяти моей вставал черноволосый юноша-нанаец, который решил учиться на маршала.
В этом месте своего рассказа я должен сделать отступление от повествования о Жене Петрове… Я не могу не перенестись в будущее, в те годы, когда друга моего уже не было в живых.
Он погиб на фронте, «лицом к огню», незадолго до сталинградской эпопеи, и я не мог уже рассказать ему о трагической и славной судьбе нанайского юноши, которого мы повстречали на берегу таежной реки Горюн, о котором не раз вспоминали при встречах.
Пусть рассказ этот будет посвящен памяти Жени.
Прошли годы. Командарм Батов, герой испанской войны и друг Матэ Залки, готовил свою армию к штурму сталинградских предместий, к соединению с героическими защитниками Сталинграда, воинами генерала Чуйкова. Когда-то в Испании снаряд фашистской артиллерии, которой командовал немецкий генерал фон Даниэль, попал в машину командира Интернациональной бригады генерала Лукача (Матэ Залки). Лукач был убит. Сидевший рядом с ним Батов тяжело ранен. Пути истории неисповедимы… Теперь войска генерала Батова окружали полки, которыми командовал старый знакомый генерал фон Даниэль. Что же, у Батова были с ним свои счеты.
В состав армии Батова входила 24-я Железная дивизия. Незадолго до боев под Черным Курганом в дивизии был собран слет снайперов. На слет прибыл командарм.
Снайперы делились своим опытом. Под боевым знаменем дивизии за боевые успехи были сняты два лучших снайпера, герои многих битв, два закадычных друга — русский Саша Фролов с берегов Волги
