Михаил Армалинский - Максимализмы (сборник)

И тогда уж точно все инопланетяне на разных там HЛO-UFO ринутся к Земле, чтобы присоединиться к счастливой жизни землян.

В шахматах и других играх все правила постоянны и непоколебимы: нарушать их нельзя, иначе тебя выбросят из игры и это будет проигрышем. Из-за точных правил в играх появляется реальная возможность предсказаний, что невозможно в жизни, в которой сплошные исключения из правил.

Потому-то люди и любят игры, так как, усвоив и соблюдая правила игры, действуя целенаправленно и настойчиво, ты можешь стать победителем. Гарантия победы при следовании фиксированным и незыблемым правилам наполняет игрока страстью к игре. Игра – это идеальная жизнь.

Однако в реальной жизни истинными победителями становятся лишь те, кто нарушают правила. В науке и искусстве это называется открытием, а в уголовном кодексе – преступлением.

Я пишу так, что комментарии – излишни.

Мораль талдычит: сначала дружба, и только потом – ебля. Тогда как всё должно быть наоборот – сначала ебля, а потом, может быть, и дружба.

Наслаждение ебли гарантировано, поскольку у всех есть половые органы, и они рефлекторно реагируют наслаждением на прикосновения, причём с первого взгляда.

В то же время, для установления дружбы требуется много всевозможного: взаимная симпатия, общность интересов и целей, время для общения и т. д. А потому настоящая дружба рождается нелегко.

Если ставить скорое и гарантированное наслаждение ебли в зависимость от установления маловероятной дружбы, то тогда чётко вырисовывается задача морали: она состоит в том, чтобы сделать еблю тоже маловероятной.

Таким образом, мораль препятствует людям ебаться, но зато сама ебёт людей напропалую.

Это ещё одно доказательство того, что мораль давно пора судить за изнасилование человечества и приговорить её к смертной казни через массовые и повсеместные оргии.

О некоторых мужчинах говорят с пренебрежением и с иронией: он ебёт всё, что движется. А ведь это самое большое, что может совершить мужчина.

Для всех, кто движется.

В районе красных фонарей было хорошее телоснабжение. Повсюду ходили дуры в обтяжку. Пускались во все тяжкие, не тужа.

В итоге хуй слонялся по влагалищу туда-сюда пока хозяин надевал и снимал с пальца обручальное колечко сфинктера.

Прежний хуй смылся, а этот им умылся. Ведь влагалище есть ристалище для сперматозоидов.

Пизды гармошка пахла красотой и от неё исходило влажное сияние.

Модели (манекенщицы) шляются вовсе не для того, чтобы показывать шмотки, косметику или какой-либо иной товар. Нанимают моделей, чтобы демонстрировать их красивые лица и тела под предлогом демонстрации товара. Товар будет продаваться, каким бы он ни был, если его связывают с красивой женщиной.

Доказательство третьестепенности одежды, которую демонстрируют модели, состоит в том, что если бы это же платье носила уродливая женщина, то на него вряд ли бы обратили внимание. Женщины продают не товар, а своё тело, и только в последний момент подменяют его товаром. Мораль не позволяет покупать тело, а потому народ купит всё, что к этому тело прикоснулось или приобщилось, то есть на товаре видят след, остаток, часть той женской красоты, которая этот товар собой освятила.

Вот как велика сила красоты, что используя её лишь обиняками, и то удаётся водить народ за нос куда вожакам вздумается.

А насколько сладкой станет жизнь, когда этой красоты вокруг будет, как грязи!

Вслед за советскими папиросами Беломор в Польше выпустили папиросы «Освенцим», а в Германии – сигареты «Дахау».

После войны советские и польские надсмотрщики собирались у могил немецких надсмотрщиков и раскуривали трубку мира.

Моральное преимущество анального секса перед вагинальным состоит в том, что в процессе его отправления женщина может сохранять свою «женскую гордость» и держать колени сжатыми.

С одной стороны, растёт изощрённость порнографии – то, что лет тридцать назад было редкостью: intensive stretching anal, double penetration, airtight[46], – теперь это необходимый реквизит mainstream porno[47].

С другой стороны, изощрённость порнографии постоянно оскопляется «романтичностью», которая уничтожает реализм физиологии.

Так, например, при интенсивном и долгом анальном сексе из счастливого зада не выходит ни звуков, ни экскрементов, а когда из него вытаскивается член, то он является миру кристально чистым и только такой стерильный хуй спешит взять в рот сама владелица зада или поджидавшая подружка.

А сам анус, зияющий и растянутый так широко, что в него войдёт кулак не касаясь стенок прямой кишки, в то же время остаётся баснословно бесфекальным, что вызывает ещё большее удивление, чем диаметр его растяжения.

Любые выделения из отверстий, в том числе и волосы (а их можно считать выделениями из пор лобка и больших губ с промежностью) считаются недопустимыми для канонической порнографии наших дней.

Стерильность секса пристойной порнографии есть ещё одна форма цензуры, пролезающей даже в те места, которые, казалось бы, сами являются воплощением её отсутствия.

Человечество можно представить как лес из генеалогических деревьев. Эти деревья срубить и выжечь нельзя, так как они зафиксированы во времени и остаются, даже когда люди, их образующие, умирают. Всё, что можно сделать – это приостановить или прекратить рост того или иного генеалогического дерева. Или всех деревьев. И если это произойдёт, то лес останется стоять во времени, замерший (в буквальном смысле), но не гниющий, а законсервированный в тот момент, когда все живые веточки и отростки оказались повязаны со смертью. Возродить жизнь этих деревьев будет невозможно, а лишь посадить среди них новые, для которых всегда найдётся предостаточно места, ибо почва, в которой растут генеалогические деревья – это плодородное время.

Я ненавижу общенародные праздники, потому что их празднуют все: например, Новый год. Я люблю свои единоличные праздники, например, когда я ебу новую красивую бабу. И я уж стараюсь, чтобы это был праздник и для неё.

А если я её одновременно ебу вместе с другими мужиками, то это праздник и для них. И ежели впритирку ещё одна группа подобным образом празднует наслаждение, то и нам только от этого праздничнее.