Использование Эриксоном вспомогательного персонала
Типичным для Эриксона было допущение, что “терапия одной встречи” вполне возможна. Для достижения своих целей он, как правило, использовал вспомогательный персонал — парикмахеров, портных или лифтеров. И это в те времена, когда терапевты считали неприемлемым даже поговорить по телефону с родственниками клиента, а не то что вовлечь в терапию постороннего. Откуда пришла к нему идея использовать вспомогательный персонал, когда этого никто никогда не делал? Он вовлекал в терапию даже своих детей — чего ни тогда, ни, пожалуй, теперь никто не делает. В те дни, если клиент просто спрашивал терапевта, есть ли у того дети, вопрос оставался без ответа. Терапевт, скорее всего, реагировал следующим образом: “Интересно, а почему вы об этом спрашиваете?”
Эриксон считал, что для терапевта очень важно быть лично вовлеченным в проблему клиента. Он не считал, что терапевт должен быть закрыт непроницаемым экраном или играть роль нейтрального наблюдателя. И действительно, именно его личная вовлеченность часто “запускала” желаемое изменение.
Эриксон и инсайт
О том, что Эриксон не принадлежал к психодинамической школе, свидетельствует колоссальное различие между инсайтом в психодинамической терапии и обучающим подходом Эриксона. Он никогда не делал интерпретаций в обычном смысле этого слова. Если терапевт говорит: “Заметили ли вы, что реагируете на своего начальника так же, как на своего отца?” — можно быть уверенным, что этот терапевт — не Эриксон. Эриксон никогда не пользовался фразами типа: “Интересно, что..”, или “Понимаете ли вы, что..”, или “Интересно, почему вы так стремитесь к саморазрушению?” Тем не менее, он много сообщал людям о них самих. Он не помогал хилому парнишке осознать свою зависть к более сильному брату. Он помогал этому пареньку обнаружить, что он стройнее, и подвижнее своего массивного, мускулистого брата. Основное различие между обучающим подходом Эриксона и инсайтом “психодинамистов” заключалось в том, что Эриксон стремился открыть положительные стороны клиента. Но откуда он почерпнул эту идею? В те времена клиническая психотерапия изучала лишь негативные стороны.
Эриксон не обеспечивал клиентам инсайт, напротив, он демонстрировал, что изменение может произойти без понимания клиентом причин проблемы или того, как он ее преодолел. Он стремился изменять людей, не раскрывая причину проблемы, что было для него типично и вызывало наибольшее сопротивление у терапевтов, свято веривших, что только знание о себе приводит к спасению.
Эриксон, очевидно, считал инсайтовые интерпретации грубыми. Терапия его отличалась удивительной вежливостью. Если вы слышите о терапевте, который принимает маниакальные фантазии клиента и работает в их рамках, скорее всего, этот терапевт — Эриксон. Например, одна женщина утверждает, что посреди кабинета Эриксона стоит большой медвежий капкан (Хейли, 1985, с.232). Так как капкана никто не видит, то, говоря на языке психиатрии, его можно считать галлюцинацией. Однако Эриксон не оспаривает существование этого капкана. В присутствии пациентки он каждый раз, выходя из комнаты, осторожно обходил его. Типично эриксоновское поведение.
Другие терапевты отказались бы принимать подобный бред. Они бы сообщили ей, что капкана там нет, и обсудили бы ошибки в ее восприятии мира. Кое-кто решил бы, что капкан — это признак невменяемости и пациентке требуется медикаментозное лечение. А кое-кто посчитал бы просто неэтичным оставлять этот бред неразвенчанным. Эриксон же, по-видимому, считал, что капкан необходим пациентке как способ передать какое-то важное сообщение, и он принял метафору.
Те из нас, кто уже балансирует на краю вечности, удостоились чести общаться с Эриксоном, когда он был физически активен. Он мог с легкостью ездить по городу на машине, посещать клиентов или слетать в Скенектади, чтобы провести там тренинг. Те, кто знал Эриксона уже прикованным к инвалидному креслу, не могут представить, что типичной эриксоновской интервенцией был визит на дому, неприемлемый для традиционно обученных терапевтов. Казалось, Эриксон считал психиатра столь же доступным для пациентов, как семейный доктор в добрые старые времена.
Эриксон часто вызывал изменение так, что никто не понимал, что же произошло. Он не только предлагал изменение без осознания проблемы, а порой и разрешения-то на него не спрашивал. В соответствии с ортодоксальной теорией изменение без инсайта или осознания невозможно, иначе это ненастоящее изменение. Эриксоновский подход вызывал возражения не только у психодинамистов, но и у когнитивных терапевтов, би- хевиористов, терапевтов когнитивно-поведенческого направления, проблемно-ориентированных терапевтов и даже конструктивистов.
Позвольте мне перечислить некоторые различия между Эриксоном и терапевтами его времени, а также еще раз задать вопрос, где он научился терапии, противоположной всему существующему в нашей области. Он работал с проявлением проблемы. Он стремился проводить “терапию одной встречи”, но никогда не оспаривал утверждения, что длительная терапия лучше и глубже. Он использовал вспомогательный персонал. Он был лично вовлечен в процесс терапии. Он не давал интерпретаций и не добивался инсайта. Остальные терапевты помогали людям вспомнить каждый болезненно-неприятный случай их прошлого и считали, что помогать забывать — неправильно. Эриксон внушал амнезию и событий прошлого, и событий настоящего. Он принимал то, что предлагали клиенты и не торопился исправлять их представления. Он заходил к клиентам домой. И наконец, он не просто предлагал клиентам мысли, а совершал действия и давал указания.
И в наши дни, присутствуя на каком-нибудь собрании памяти Эриксона, где собираются выдающиеся представители основных школ психотерапии, обнаруживаешь, что большинство из них не являются энтузиастами типичного эриксоновского подхода. Их шокирует изменение без понимания, они предпочитают более рациональный подход при работе с иррациональными проблемами. Без сомнения, источник их идей — ортодоксальная психотерапия. А каков источник идей Эриксона?
Воздействие без осознания
Какие школы психотерапии развивались в 50-е годы? В то время начали развиваться некоторые инновации. Одно из немногих преимуществ возраста состоит в том, что ты видел рождение и смерть разных идеологических и практических течений психотерапии. Я вспоминаю один из первых шагов нового терапевтического подхода и серьезный спор вокруг проблемы изменения без осознания. Это произошло в 50-х в госпитале для ветеранов, где я работал в рамках исследовательского проекта Грегори Бейтсона. Мы развивали терапию, ориентированную на семью. Мы располагались в одном здании с психологами-иссле- дователями, которые работали над тем, что позднее стало поведенческой терапией.
