Я видел, в каком ажиотаже Виктор вернулся от него с чеком на $250 000. Он рассказывал, как приветливо разговаривал с ним Гринберг, с каким любопытством расспрашивал про Илизарова.
— Знаешь, он, оказывается, еще и президент клуба фокусников-любителей, потому что его хобби — показывать разные фокусы, он с детства это любил.
— Илизаров тоже фокусник-любитель, — заметил я.
— Да, я знаю — он показывал нам за столом разные фокусы. Слушай, ты говорил, что он приезжает на Бостонский конгресс пластических хирургов. Когда?
— На той неделе.
— Мы должны свести их — Гринберга и Илизарова! Если мы их познакомим, это укрепит наши связи с Гринбергом, и мы всегда сможем обратиться к нему за помощью.
Он тут же позвонил Гринбергу и спросил, не хочет ли тот встретиться с Илизаровым. «Акула» сказал, что будет очень рад встретить знаменитого ученого, а когда узнал, что Илизаров тоже фокусник-любитель, пришел в восторг. Но ко времени приезда Илизарова Виктор должен был куда-то уехать.
— Вот тебе домашний телефон Гринберга, — сказал он мне, — звони и договаривайся о встрече.
— Знаешь, мне как-то не приходилось общаться с такими фигурами.
— Ну и что?! Владимир, ты же в Америке, демократической стране! Ты увидишь, он очень простой парень. И притом ты же ничего у него для себя не просишь, наоборот, предлагаешь свою помощь в этой встрече.
— Я понимаю, конечно.
— Вот и звони.
Накануне прилета Илизарова я позвонил Гринбергу:
— Мистер Гринберг, я доктор Голяховский.
— Да, да, я знаю, вы русский доктор и вы знаете профессора Илизарова. Скажите, а он действительно умеет показывать фокусы?
— Да, он очень ловко это делает.
— Нам надо обязательно с ним встретиться, он, должно быть, очень интересный человек.
— Я уверен, он тоже захочет с вами встретиться. Завтра он прилетает.
— Завтра? Привозите его вечером ко мне домой, в семь часов. Вот вам мой адрес (он назвал номер своего особняка, на Пятой авеню). Вы женаты? Приходите вместе с женой.
— Спасибо, но я не знаю, сможет ли профессор завтра.
— Всю эту неделю мы с женой будем по вечерам дома, так что звоните, как только он сможет. Скажите, он любит китайскую кухню? У нас рядом есть изумительный китайский ресторан, мы можем пойти туда или заказать еду на дом.
Илизаров китайскую еду не любил, у него был простой русско-кавказский вкус: борщ, харчо, шашлык, котлеты, что-нибудь еще в этом роде… Как бы это объяснить Гринбергу поделикатнее?
— Профессор ест все, но больше любит европейскую еду.
— Прекрасно! Это совсем не проблема, мы закажем настоящий европейский стол в другом ресторане.
Я встречал Гавриила в аэропорту Джона Кеннеди. С ним прилетел молодой доктор Михаил Самчуков. Я отвез их в отель и там наедине объяснил, кто такой Гринберг и чего хотел Френкель от его встречи с ним.
— Значит, он — акула Уоллстрита? Да, интересно было бы встретиться.
— Я ему позвоню и постараюсь устроить вашу встречу. А ты мне вот что скажи: как у вас там дела, в Союзе?
— Дела? Дела совсем неважные. Зарплату не дают по месяцам. Люди продают свои вещи, чтобы не голодать. А покупать тоже некому. Я еле добиваюсь, чтобы платили моим сотрудникам. А что платят-то? Магазины пустые, все надо покупать на рынке, а там цены… Хорошо еще, сумел договориться с местным военным округом, и мне по блату выдают на сотрудников института мясо из военных фондов. А получается всего по полтора кило в месяц. Разве это жизнь? — Он помолчал и добавил со вздохом: — Да, вовремя ты уехал.
Я вспомнил, как при нашей первой встрече в Нью-Йорке, три года назад, он сказал: «Ну что — поспешил ты уехать из России, а? А у нас удивительные перемены к лучшему, удивительные. Поспешил!»
Я напомнил ему об этом, он горько усмехнулся:
— Так я тебе и сказал? Да, не получилось «к лучшему», никто не ожидал, что так обернется.
На следующий день мы с Гавриилом вдвоем поехали к мистеру Гринбергу. Я остановил такси на Пятой авеню, и мы прошли несколько кварталов до его дома. Я хотел показать Гавриилу этот элитный район. Хотя в демократической Америке нет аристократии, но всегда была и остается финансовая элита. С давних пор она селилась в районе Пятой авеню, строя себе шикарные особняки. Но разрастающийся город теснил даже и эту элиту. Поэтому постепенно особняки замещались кварталами других домов, а в тех, что остались, разместились галереи, музеи и офисы. Между ними стоят протестантские и католические храмы и еврейские синагоги. Вместо внушительных особняков на прилегающих к Пятой авеню улицах построили меньшие по размерам, в стиле brownstone (буквально — дом из коричневого камня). Это традиционный стиль лондонской архитектуры XIX века. Действительно, когда-то большинство этих домов были коричневого цвета, но с тех пор расцветка домов изменилась, она стала более разнообразной, а название осталось. По устройству они все имеют много общего: у них узкий фасад, обычно в три окна, четыре или пять этажей, и они стоят вплотную друг к другу (все это позволяет экономить на дорогой земле города). Снаружи они кажутся меньше, чем на самом деле, потому что они всегда вытянуты в длину и у каждого есть задний дворик. Все в них приспособлено для удобства жизни одной состоятельной семьи: как правило, на первом этаже — хозяйственные службы, на втором — большой холл, кабинет и библиотека, на третьем — гостиные и столовая, на четвертом — три-четыре спальни, на пятом — комнаты прислуги. Многоквартирные дома стали строить в Нью-Йорке только в конце XIX века. Хотя в городе сохранилось много старых браунстоунов, но большинство их внутри перестроено: каждый этаж приспособлен под небольшую квартиру для одной семьи. Только действительно состоятельные люди могут содержать целый дом. Но в районе Пятой авеню сохранились браунстоуны шире, выше и красивее обычных, с громадными окнами и мраморными фасадами с украшениями.
Все это я рассказывал Гавриилу, показывая дома. Он любил слушать такие рассказы и рассматривать строения, всегда спрашивая их цену.
— А вот и дом Гринберга, — указал я, взглянув на номер.
Дом был солидный, с мраморной лестницей на бельэтаж и с тяжелой дверью, украшенной затейливым бронзовым литьем.
Охраны и швейцара не было, но со стен во все стороны были наставлены телевизионные камеры — секретная стража богатого района.
Гринберг сам торопливо открыл дверь:
— Профессор Илизаров, пожалуйста, пожалуйста, входите. Как я рад вас видеть! И вас также, доктор. Спасибо, что пришли.
Он долго тряс ему руку. Гавриил сказал:
— Скажи ему, что мне очень лестно, что такой человек, как он, пригласил меня к себе.
