Если бы возник новый конфликт, не сомневаюсь, что правительство вновь поставило бы меня под ружье — хотя бы по причине моего военного опыта. Коммунистическая Россия по-прежнему представляла для Германии угрозу, но мне казалось, что, прослужив шесть лет в вермахте, главным образом на передовой, я уже выполнил свой долг перед родной страной. Теперь на мне лежала иная ответственность — забота о жене и ребенке.
В начале лета 1951 года международная ситуация и послевоенные экономические трудности не сулили для Германии ничего хорошего. Будущее рисовалось мне в довольно мрачных красках. Я все чаще начинал подумывать о том, что обеспечить моей семье достойное существование я смогу разве что в другой стране. Учитывая плачевное состояние Германии и финансовые трудности нашей семьи, мы с Аннелизой в конце концов приняли трудное для нас решение покинуть родину. Мы намеревались пожить и поработать с десяток лет за рубежом, до тех пор, пока не обеспечим себе достаток. К тому времени немецкая экономика наверняка оправится от послевоенных трудностей, а угроза новой войны уменьшится.
Сначала мы планировали отправиться в Аргентину, куда уже эмигрировало довольно много немцев. К сожалению, я не знал ни слова по-испански. И хотя в то время я лучше владел французским, нежели английским, я подумал, что в Соединенных Штатах для нас откроются куда большие перспективы, и мы сможем жить той жизнью, о которой мы мечтали. Америка издавна была страной, привлекательной для иммигрантов, и неудивительно, что наш выбор пал именно на нее. Увы, нас поджидал малоприятный сюрприз — оказалось, что квота для эмигрантов из Германии уже исчерпана, и мы с Аннелизой решили ехать в Канаду.
Остановив мой выбор на Канаде, я какое-то время продолжал работать в Вольфенбюттеле — до тех пор, пока спустя три месяца не получил канадскую визу. В августе 1951 года мы распродали нашу скромную мебель, денег от продажи которой едва хватило, чтобы купить три билета на пароход до Канады. Было решено, что, пока я не найду себе на новом месте работу и не подыщу для нашей семьи жилье, Аннелиза с Гарольдом какое-то время поживет у ее отца в Гамбурге.
Мое образование вкупе с желанием начать за океаном новую, достойную жизнь окрылило меня, придало сил. И все же начать жизнь с чистого листа в другой стране, не имея ни денег, ни связей, без знания языка сулило на первый порах немалые трудности. Я готовился в одиночку пуститься в неизведанное, и неудивительно, что меня одолевали тревожные мысли.
Мне трудно было пережить разлуку с женой и сыном, пусть даже временную. Но куда тяжелее было оставлять за спиной родную страну и близких мне людей. Хотя тогда мы об этом как-то не думали, наше решение эмигрировать наверняка явилось для них ударом, особенно для моей матери. Поскольку большинство наших родственников оказались отрезаны от нас Железным занавесом, я не мог даже попрощаться с ними лично. О нашем решении уехать за океан они узнали из моего письма.
На гамбургском вокзале я попрощался со своим тестем, Аннелизой и сыном. Все как один плакали. Я ступил на подножку поезда, чтобы совершить путешествие через всю Францию до французского порта Кале. Когда спустя полчаса поезд сделал первую остановку в Люнебурге, на перроне, чтобы попрощаться со мной, меня поджидал уже мой отец. И вновь печальные объятия, вновь слезы.
С тяжелым сердцем я простился с родными, не зная, что ждет меня впереди, Где, в каком месте, я смогу пустить корни за океаном? И вообще, свидимся ли мы снова? Наверно, эти шесть лет на фронте настолько ожесточили мое сердце, что я был готов покинуть их, покинуть родину, не зная толком, что ждет меня в будущем.
Канада
Август 1951 года — июль 1956 года
Пока я поездом добирался до побережья Франции, у меня уже сложились первые представления о том, что ждет меня по другую сторону Атлантики. В разговоре по-английски с четой американцев, что сидели рядом со мной, сам собой возник вопрос, что я буду делать, если у меня продырявится носок. Я ответил, что наверняка собственноручно его заштопаю, потому что жены со мной нет.
Американку этот ответ неприятно поразил, потому что она сказала мне, что у них в Америке так не принято поступать. Если в одном из носков вдруг появится дыра, то вместо того, чтобы его чинить, они просто выбросят всю пару, а взамен купят новую. И я тогда подумал, какие они наверняка богатые, раз позволяют себе такую экстравагантность.
Отплыв из Кале в середине августа, я вскоре понял, что пустое грузовое судно, водоизмещением 1500 тонн, скачет на волнах, словно пробка. Я жутко страдал от морской болезни, и мне оставалось лишь уповать на то, что плавание не займет слишком много времени. Увы, разразившийся над Атлантикой ураган вынудил нашего капитана повернуть назад к Франции и ждать в порту хорошей погоды. В результате плавание, которое должно было продлиться восемь дней, заняло две недели.
Наконец, 27 августа мы причалили к берегу в городке Мон-Жоли в устье реки Святого Лаврентия в провинции Квебек. Я сошел на берег, неся два чемодана и имея в кармане всего десять долларов. Чтобы заработать еще несколько долларов, я проработал весь день в порту, грузя целлюлозу на наш корабль, прежде чем тот отправился в обратное плавание. Я уже страшно скучал по жене и сыну, и будь у меня такая возможность, то, не колеблясь, вернулся бы на родину.
Имея на руках железнодорожный билет, предоставленный канадским правительством, я отправился дальше, за триста пятьдесят километров в глубь страны, в Монреаль. Будучи инженером-электриком, я первым делом обратил внимание на то, что электрические и телефонные провода натянуты между столбами, а не проложены в земле, как это делают у нас в Европе. Наверняка в ближайшее время меня ждет еще немало новых открытий.
Заполнив в Монреале необходимые иммиграционные документы, я оставил чемодан в камере хранения и тотчас принялся за поиски работы на местных фабриках. Будучи крайне стесненным в средствах, я не мог позволить себе даже такую «роскошь», как пользование городским транспортом, и повсюду ходил пешком, порой по много километров в день.
В конце моего первого дня я буквально валился с ног от усталости. В голове гудело — главным образом от странной смеси французского и английского. Хотя по-французски я говорил довольно бегло, квебекский французский я понимал с трудом, почти так же плохо, как и английский.
Вернувшись в первый вечер к себе в гостиницу, я познакомился с одним шведом, с которым мы разделили кровать, и рухнул спать. Правда, в середине ночи, почувствовав, как меня ощупывает чья-то рука, я проснулся. В ужасе и растерянности я вскочил на ноги. Впервые в жизни я оказался в столь неприятной и вместе с тем нелепой ситуации. Сначала я подумал, а не врезать ли мне ему как следует, но это наверняка означало бы неприятности с полицией.
