Атлантик-Сити, с гостиничным номером Брайанта и расходами, покрытыми тем же доктором, который поддерживал команду ЛСС, объяснил Райнс. Они прогуливались по набережной и смотрели фейерверки. На следующий день после выпускного вечера Брайанты, Бренди и ее мать вернулись в Атлантик-Сити, чтобы еще повеселиться.
Как и надеялся Харрис, выпускной бал с Бренди внес в реноме Коби изрядную долю эпатажа. Это будет абзац во многих и многих биографиях, которые напишут о нем в последующие месяцы и годы.
Брайант быстро впал в щенячью любовь к своей звездной спутнице.
«Это вполне естественно, – сказал Харрис. – У него были свои фантазии и свои мысли».
Равно естественным было и то, что Уэйн был расстроен из-за увлечения Брайанта и теплых чувств Бренди по отношению к Брайанту.
«Уэйн на меня наехал, – со смехом вспоминал Харрис. – Я старался держаться подальше от этого. Но Коби шел к новой славе. Он привлекал к себе много внимания, много женщин».
«И она обладала немалым обаянием, – говорил Харрис о Бренди. – Она была очень умной молодой женщиной. Вполне понятно, что два очень популярных молодых человека будут в восторге от нее».
Среди всей шумихи вокруг прыжка Брайанта в НБА, друг, который работал в И-Эс-Пи-Эн, спросил Харриса в телевизионном интервью: «Ты думаешь, что он настолько хорош?»
Харрис сказал, что он решил поставить на это. Он полагал, что если Коби окажется таким же великим, как его амбиции, то все вспомнят комментарий Харриса. Если Брайант провалится, никому не будет дела до того, что сказал Харрис в 1996 году.
«В конце концов, они будут сравнивать Коби с Эм Джеем», – сказал Харрис своему другу из И-Эс-Пи-Эн.
«Я вроде как верю в это, – сказал Харрис. – На Коби смотрели как на интроверта, но у него были радужные мечты. Он искал людей, которые могли бы поддержать его мечты. Он отличался с самого начала, иначе смотрел на вещи. Он верил в себя гораздо больше, чем я или кто-либо другой».
В словах Брайанта мелькает еще один старшеклассник, ставший в тот год профессионалом. Джермейн О’Нил был крупным парнем, ростом в 213 см, и рассматривался менее рискованным в плане раскрытия, чем Коби, защитник. За несколько недель до того, как Брайант объявил о своем решении, дебаты по поводу выбора обоих игроков усилились. Крис Каррауэлл, который играл против Брайанта, а позже подписал контракт с «Дьюк», сказал журналистам, что Брайант принял «плохое решение. Я понимаю – деньги. Но лучше пойти в университет. По крайней мере, на три года. Я не думаю, что они готовы, морально или физически».
Рик Махорн, с другой стороны, который был свидетелем того, как Брайант действовал в тех летних играх с профессиональными игроками, не видел ничего проблемного в этом решении. «Если это то, чего он хочет, то он готов, – сказал Махорн. – В этом нет никаких сомнений».
Брайант признал еще одну, эмоциональную причину для того, чтобы перейти в профессионалы. Его старый герой, Мэджик Джонсон, вернулся в НБА в попытке возобновить свое соперничество Майклом Джорданом. Мысль о том, чтобы сыграть против них обоих, давала ему еще один стимул как можно быстрее попасть в лигу.
«Я хотел попасть в лигу и играть против этих парней», – признался он позже.
29 апреля Джереми Тритмен помог школе организовать пресс-конференцию, на которой юная звезда объявит о своем решении. Мероприятие, проходившее в спортзале «Лоуэр Мерион», привлекло внимание целого ряда региональных и национальных СМИ, включая «Вашингтон Пост», И-Эс-Пи-Эн и «Нью-Йорк Таймс».
В назначенный момент, подстроенный таким образом, чтобы телеканалы смогли заполучить запись для вечерних новостей, Брайант вышел, одетый в прекрасный коричневый пиджак своего отца, его голова была чисто выбрита, солнцезащитные очки сидели на голове. Это была его первая настоящая генеральная репетиция роли, за которую ему платил «Адидас». Вспомним, что двадцатидвухлетний Джордан принял свои первые важные решения со свойственной ему фирменной серьезностью.
Его товарищи по команде были позади него, позируя и наслаждаясь моментом, стоя лицом к собравшимся журналистам. Они находились в спортзале, где столько раз тренировались вместе с Коби Брайантом, подумал тогда Робби Шварц. «Я помню, как смотрел на него и думал: “Здесь так много камер. Там, наверное, двадцать пять микрофонов”. На голове у него были темные очки, и он сделал объявление, и то был забавный-презабавный вечерок, чувак. Кто носит солнцезащитные очки на голове во время пресс-конференции? Кто носит солнцезащитные очки внутри помещения?»
«В том зале было полно народу», – со смешком вспоминал Тритмен.
Его бритая голова блестела в свете телекамер, Брайант подошел к микрофонам, помолчал, и когда ухмылка снова появилась на его лице, объявил: «Я решил пропустить колледж и перенести свои таланты сразу в НБА. Я знаю, что мне придется очень много работать, и я знаю, что это большой шаг, но я смогу это сделать.
Такая возможность выпадает раз в жизни. Пришло время ею воспользоваться, пока я молод. Я не знаю, смогу ли дотянуться до звезд или луны. И если уж я сорвусь со скалы, то так тому и быть».
На непочтительность, проявленную Брайантом в тот вечер, последует серьезная негативная реакция. Его первое большое публичное выступление создало негативный образ, который будет воспроизводиться в течение двух десятилетий, каждый раз, когда медиаорганизация захочет доказать его дерзость.
Правда была более невинной, говорили и Тритмен, и Шварц. Он просто был молод и стремился насладиться моментом, но неопытен и нервно пытался казаться хладнокровным.
«Я думаю, он немного преувеличивал, потому что понимал, – сказал Шварц. – Смотрите, я думаю, он понимал всю серьезность момента и того, что делал, и хотел немного повеселиться. Мне это даже нравилось».
«Он вроде как играл свою роль и пытался быть интересным, – добавил Шварц. – Знаешь, это могло сработать для одних людей и не сработать для других. Я думаю, что все зависело от того, как ты воспримешь его участие в этом деле. Если на твой первый взгляд – это старшеклассник, проводящий пресс-конференцию в темных очках на голове, то ты можешь сразу невзлюбить его».
Семья старалась подготовиться к негативной реакции общественности, которая нарастала еще до объявления о его решении. Но в конце концов, возможно, не было никакого способа предвидеть глубину неодобрения, вызванного этим моментом, сказал Тритмен. «Похоже, пресса восприняла это как личное оскорбление. В этом не было никакого смысла».
Обозреватель Майк Декурси из «Спортинг Ньюс» писал: «Я не понимаю, почему кого-то волнует, готов ли он к такой жизни, потому как его родителей это, по-видимому, не волнует».
На спортивной радиостанции Филадельфии, ДаблЮ-Ай-Пи, комментатор Говард Эскин раздражал Тритмена своей
