В публичные дома превращались не только овраги на лесоповале, где работали мужчины и куда для их утех приводили женщин, но и общие нужники (туалеты); да мало ли еще потаенных мест для свального блуда людей, массово обреченных на гибельное, унизительное, дегенеративное существование. Свидетельств подобному можно сыскать множество.
Насилие и моральное разложение часто превращали женщин, оказавшихся по ту сторону свободы, в обозленных и деградированных созданий, лишенных всяких нормальных человеческих принципов.
О судьбе женщин-заключенных, участниц очередной грандиозной стройки коммунизма – города Ангарска – можно прочесть в материале историка и публициста Ю. Братющенко «Штрихи к портрету стройки коммунизма» (см. «Секретные материалы 20 века» № 9, 2005). Ангарск, город в Иркутской области вместе с его закрытыми заводами типа «Комбинат-16» построен силами заключенных Китойского ИТЛ. «Комбинат-16» – уникальный завод, который должен был обеспечить горючим всю Восточную Сибирь и Дальний Восток; решение о его постройке было принято Советом Министров СССР в 1949 г., а в 1953-м сдан в эксплуатацию завод полукоксования, в апреле 1954-го – на заводе гидрирования уже получена первая продукция – метанол.
Историк пишет: «Серьезную тревогу вызывали факты размещения в одной зоне (9-е лагерное отделение) заключенных мужчин и женщин. Только тогда, когда обстановка уже становилась нетерпимой, грозящей чрезвычайными происшествиями, начальник политотдела Иночкин на партконференции в 1949 году назвал это произволом, граничащим с преступлением. Он констатировал, что имеется много фактов сожительства с заключенными (женщинами) 4-го лагерного отделения»; «Начальник спецотдела лагеря Никитенко докладывал: «Мы получили заявления от честных женщин-заключенных о том, что, выводя их на работу вместе с заключенными-мужчинами отрицательного поведения, мы толкаем их на путь морального разложения»; «Вот что пишет Шилов о соседстве с заключенными-женщинами: «В соседней юрте жили расконвоированные женщины. Жуткие матерщинницы и хулиганки. Никаких условностей они не признавали, и все вещи вульгарно называли своими именами. Что у них в юрте происходило вечерами и ночью – было трудно себе представить. Одним словом, настоящий бордель». И еще: «Охрана у них была слабее, и они пользовались этим. Бывало, идешь мимо траншеи, а оттуда раздаются призывные возгласы. Женщины настойчиво и ласково зазывают к себе. Выбирай любую. А уж потом за пачку папирос охранник закрывал глаза на то, что происходило в траншее. После одной избранницы другие дамы не претендовали уже на смелого кавалера. Риска не было никакого: все женщины были здоровы. За этим постоянно следили медики. Вот таким образом и появлялись в лагерях дети»; «Детские приюты, пока существовало 4-е женское лагерное отделение, были переполнены». Автор упоминает о том, что с заключенными сожительствовали надзиратель Нестеров, начальник строительного участка майор Прудников, работники лагеря Зырянов и Высоцкий, заместитель командира взвода по политчасти Урбагаев и другие.
Трансформация, происходящая с восприятием окружающего мира и действительности, которая наступает в тюрьме или лагере, – самое страшное, что может произойти с человеком. Об уродливых сдвигах души писал еще великий Достоевский (к примеру, «Записки из мертвого дома»), об этом писал талантливый В. Шаламов («Красный крест»), это же пытался передать сильно распиаренный Западом Солженицин («Архипелаг ГУЛАГ» и др.). «Лагерь – отрицательная школа жизни целиком и полностью… Каждая минута лагерной жизни – отравленная минута. Там много такого, чего человек не должен знать, не должен видеть, а если видел – лучше ему умереть. Заключенный приучается там ненавидеть труд – ничему другому и не может он там научиться… Он приучается ненавидеть людей», – это из шаламовского «Красного креста». Лагерь – это важнейшая карательная школа системы социализма и одна из главных составляющих тоталитарной системы.
Лагерная действительность ломает Мужчину и убивает Женщину. Закономерно, что в советских лагерях была огромная смертность. Выжить там обычный срок заключения (от 10 до 25 лет) могли только молодые и сильные, кому улыбнулась удача. Удача – это когда человек попадал на более легкие участки труда: работал в кухне, в канцелярии, в клубе и др. Но все (!) выжившие возвращались из лагерей если не инвалидами, то уже хронически больными людьми. Но никаких послаблений и льгот им от своего родного государства не предусматривалось. Никогда. Жалкие пособия, о которых стыдливо заговорили лишь в конце 90-х годов ХХ века – всего только очередная насмешка над теми несчастными, коим дал Господь родиться на этой оккупированной большевиками территории, и кто познал прелести советских концлагерей.
История 12. «Коммунизм – могила проституции!»
1. «Все проститутки – дезертирки труда!»
…И каждый вечер, в час назначенный
(Иль это только снится мне?),
Девичий стан, шелками схваченный,
В туманном движется окне.
И медленно, пройдя меж пьяными,
Всегда без спутников, одна
Дыша духами и туманами,
Она садится у окна.
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
И странной близостью закованный,
Смотрю за темную вуаль,
И вижу берег очарованный
И очарованную даль…
[4]
Придя к власти, большевики решили раз и навсегда покончить с проституцией, «раскрепостив» труд «нещадно эксплуатируемых» царской системой женщин, работавших в официально зарегистрированных и контролируемых государством домах терпимости, или публичных домах. Еще в марте 1917 года были упразднены все законодательные акты о проституции, и, прежде всего «Положения о врачебно-полицейском надзоре». Любопытно, что сохранилось коллективное письмо 600 проституток города Саратова, которые, воспользовавшись дарованной Февральской революцией свободой, «ходатайствовали перед революционным и городским общественным управлением о разрешении открыть притоны и возобновить врачебные осмотры». О нелегкой доле проституток с трибун собраний, женских съездов и в советской печати говорили и писали красные феминистки: Смидович, Коллонтай, Рейснер, Арманд, Цеткин и многие другие, причастные процессу перерождения Женщины в представительницу новой, большевистской формации.
Во многом большевички и проститутки походили друг на друга: и те, и другие попрали нормы морали, и те и другие легко меняли мужчин и страдали от иллюзорного непонимания их всем остальным обществом. Однако проститутки, в отличие от большевичек, никогда не претендовали на мессианскую роль. Большевичкам, отдававшимся за идею, было непонятно упорное нежелание большинства работниц постельного труда покидать профессию. К тому же большевистская революция привлекла в профессию новые кадры; в стране, охваченной разрухой и голодом, сотрудницы бесчисленных советских контор, девушки из разоряемых деревень, юные сознательные пролетарки и несознательные барышни из бывших в массовом порядке выходили на панель.
