Когда я узнала о смерти Никиты Сергеевича, то подумала – сейчас меня отпустит. Сколько можно помнить обиду? Надо забыть. Но забыть не получается. Наоборот – стала вспоминать чаще. Вспоминать? Да я же постоянно об этом помню. Обида как зубная боль. Ноет себе внутри и ноет, а как выпьешь холодной воды – усилится. И один вопрос в голове – почему? За что? Разве я заслужила?
Я никогда не держалась за должность секретаря ЦК, хотя все считают иначе. Мухитдинов[45] сказал однажды: «Зачем Фурцева постоянно говорит, что в Президиуме должна быть хотя бы одна женщина? Боится, что ее снимут?» Все переврал. Я никогда не говорила про себя и Президиум. Я говорила, что в каждом комитете, начиная с районных, должна быть женщина-секретарь. По многим вопросам женщина может прийти только к женщине. Я испытала это на своей шкуре, когда работала в Коренево. Возникла проблема, а пойти не к кому. Сунулась было к первому секретарю обкома Варейкису, а он до конца не дослушал. Рассмеялся и рукой махнул – ох уж эти бабские выдумки. Председатель исполкома Рябинин меня хотя бы выслушал, но вникать не захотел. Сказал – единственное, что могу сделать, так это убрать тебя из района. В Крым, в Феодосию, поедешь секретарем горкома комсомола? Поеду, говорю, как не поехать. У меня тогда такое состояние было, что хоть в Феодосию, хоть в петлю, хоть в реку – все едино. Уехала, как оплеванная. Чего мне только вслед не говорили. А если бы на месте Рябинина сидела женщина, так она бы меня поняла, как баба бабу. Мужчины многого не понимают, да и не объяснишь им всего. Вот потому я и предложила Президиуму принять постановление о том, чтобы одним из секретарей комитета партии выбирали женщину. Ильич считал нужным, чтобы женщины принимали участие в руководстве. Я его слова на заседании и процитировала: «Управляя, женщины научатся быстро и догонят мужчин». А все решили, будто я хочу свое положение упрочить, хотя я за должность секретаря не держалась.
Я всегда считала и считаю, что работать надо там, куда направит партия. Так я воспитана. Если бы Никита Сергеевич пригласил бы меня обсудить мое новое назначение, я бы, конечно же, согласилась. Министром, так министром. Да хоть директором совхоза, только бы по-людски все сделали, а не за моей спиной. О том, что в отношении меня принято такое решение, я узнала последней. Как гром среди ясного неба. Михайлов, и тот раньше меня узнал, что меня назначили на его место. Звонит – Екатерина Алексеевна, когда будете принимать дела, меня в Индонезию отправляют, тороплюсь. А я сижу и ничего не понимаю. Никита Сергеевич меня не принимает, Козлов занят… Ну и дела, думаю. А потом мне на ушко шепнули: «Сам сказал – пусть спасибо скажет, за то, что министром осталась». Спасибо. А сам-то Никита Сергеевич в свое время не захотел из Первых секретарей в министры сельского хозяйства идти.
Только в декабре 64-го я узнала причину моего смещения с секретарского поста. Обиженный на Суслова[46] Лебедев[47] рассказал мне, что Никите Сергеевичу донесли, будто я и Аристов[48] в разговоре плохо о нем высказывались. Говорили, что он никудышный руководитель и т. д. У меня отличная память. Я помню все, что я делала и говорила. Ни с Аристовым, ни с кем-то еще я никогда не позволяла себе обсуждать Никиту Сергеевича. Это недостойно и нарушает партийную этику. Если я считаю нужным сказать что-то о руководстве, то скажу об этом с трибуны. Но Никита Сергеевич очень болезненно относился к своему авторитету. Ему во всем мерещились покушения на авторитет. Из простой шутки могла вырасти огромная обида. Кириченко[49] в присутствии Никиты Сергеевича сказал однажды, что самый главный человек в Советском Союзе – начальник жилуправления Мосгорисполкома, который ведает пропиской в столице. Пошутил – и уехал из Москвы в Ростов. Шутить следует про себя. Так спокойнее.
10 октября 1971 года
Было очень приятно смотреть «Бориса Годунова» в Венской опере. До сих пор под впечатлением. Большой театр за границей всегда производит фурор, но такого успеха я не ожидала. Грандиозный успех! Горжусь невероятно. И Большим горжусь, и всей нашей страной. Считаю, что нигде так наглядно не доказываются преимущества социализма, как в области культуры. Иногда приходится слышать от артистов недовольные высказывания относительно их заработка. Сравнивая, сколько зарабатывают они и сколько их коллеги в капстранах, недалекие люди делают неверные выводы. Простое сравнение неверно. Надо брать во внимание все-все, начиная с платного обучения и заканчивая платной медициной. Тогда можно сравнивать. Один из моих любимых примеров – Дин Рид[50]. Талантливый человек, очень талантливый. А как тяжело пробивался в люди. История его жизни в чем-то напоминает «Университеты» Горького. Он сам рассказал мне ее. Родился в бедной семье. Для того чтобы платить за учебу в университете, вечерами играл в ресторанах. Учился по ночам. Жил в какой-то конуре. И смог продержаться так только два года. Потом заболел воспалением легких, и то, что было отложено на третий год учебы, пришлось отдать за лечение. Об учебе пришлось забыть. Уехал в Лос-Анджелес. Долго мыкался там, пока не подписал контракт со студией звукозаписи. Контракт был грабительским. За несколько пластинок Дину заплатили гроши. Снова начались выступления по клубам и ресторанам. Когда же Дин приобрел популярность, его сначала посадили в тюрьму, а потом и вовсе выгнали из Америки из-за его прогрессивных взглядов… Так вот прошла его молодость. А у нас? Образование бесплатное. Нуждающимся предоставляется общежитие. После окончания института всех трудоустраивают. Случись что, так лечение бесплатное. Путевки даем в санатории и пансионаты. Стоят эти путевки гроши или выдаются бесплатно за счет профсоюза. За все платит государство. Так давайте вот все вместе и подсчитаем. Тогда будет ясно, где лучше. В капстранах, прежде чем ставить спектакль, режиссеры с актерами садятся и считают, во что он им обойдется. Если денег не хватает, от чего-то отказываются, урезают зарплаты актерам. Если спектакль провалился, не принес прибыли, все оказываются в долгах. На долги растут проценты, бешеные. Так недолго и на улице оказаться, без имущества и крыши над головой. И бывает, что оказываются. Надеяться не на кого, только на себя. А у нас? Государство дает все – здание, реквизит, костюмы, платит регулярную зарплату, независимо ни от чего. Провалился спектакль или нет, его создатели без зарплаты не останутся и в долговую яму не попадут. Еще и путевку на море вытребуют, чтобы нервы подлечить. Вот так-то.
Написала обо всем этом, потому что радость от блестящего выступления в Вене была подпорчена несознательностью некоторых артистов. Еще до отъезда из Москвы они выразили недовольство малым, по их мнению, размером суточных. Пришлось напомнить, что деньги, выдаваемые им за границей, по существу являются карманными деньгами. За гостиницу им платить не приходится, за питание тоже, питаются они в организованном порядке, экскурсии устраивают и оплачивают наши посольства и т. д. Дирекция театра так и объяснила недовольным – для карманных денег размер суточных велик. Вместо того, чтобы говорить о его увеличении, нужно ставить вопрос об уменьшении. Ясно же, что недовольство высказывают те, кому не хватает денег для «коммерции». Честные люди всем довольны. Несмотря на проведенную разъяснительную работу, в Вене жалобы начались снова. За границей к таким высказываниям приходится относиться очень настороженно. Вдруг кто-то сболтнет лишнего журналистам. Или горничная в гостинице подслушает разговор. Там же есть и такие, кто понимает по-русски. Назавтра все газеты напишут о том, что советские артисты голодают. Им только дай повод. Бондарчук в Акапулько[51] сказал журналистам, что из Мексики он отправится на Кубу. Журналисты написали, что он везет Фиделю Кастро советские ракеты. Где логика? Какая связь между режиссером и ракетами? В чем их вез Бондарчук? В своем чемодане? Привожу этот пример всякий раз, когда провожу инструктаж для выезжающих за границу. Сама тоже не раз сталкивалась с тем, что мои слова выворачивались наизнанку. Пришлось учиться говорить так, чтобы сказанное было бы невозможно неверно истолковать. Но там, где нельзя истолковать, можно просто переврать. Было бы желание.
Без даты
В ЦК снова заговорили о том, что союзное министерство культуры не нужно. Достаточно республиканских, незачем дублировать аппарат. Это предложение рьяно поддерживает Кузнецов[52]. Хочет быть первым. Из кожи вон лезет. Демичев преподнес мне эту идею как «мнение». Хотел услышать, что я на это скажу. Я сказала то же, что и всегда. Союзное министерство культуры необходимо. Мы организуем культурную работу по всему Советскому Союзу и ведаем зарубежными гастролями. Должен быть единый центр. Или уж пускай закрывают все министерства разом и передают культурную работу администраторам филармоний, этим жуликам от искусства. Они-то наработают. Демичев сказал, что совсем без «головы» советскую культуру не оставят. Вместо министерства собираются сделать комитет, как это уже было[53]. Только комитет будет куцый. Станет заниматься гастролями да организацией всесоюзных конкурсов.
