Но с утра мой будущий супруг приехал за мной. Всю ночь он, оказывается, что-то делал с колесами: машина была не готова для дальних переездов. Кроме того, в ней не работала печка, но Андрей захватил для меня плед… С тех пор мы вместе…»
К тому времени второй брак Прокловой окончательно развалился и с супругом ее связывала только лишь одна формальность — штамп в паспорте. То же самое было и у Андрея. Поэтому особых хлопот с оформлением отношений у них не возникло. Вскоре у них родился мальчик, однако насладиться родительским счастьем им тогда было не суждено — через неделю сын скончался. Однако в отличие от первой трагедии, с двойняшками, новая не поставила крест на браке актрисы. Наоборот, она только сплотила супругов. Вскоре они повенчались в Новоиерусалимской церкви под Москвой. Проклова признается:
«Венчание для меня — важное таинство, оно случается раз в жизни. К сожалению, воспитана не в религиозной семье, хотя меня и крестили — тайком от родителей. Это бабушка меня покрестила. Но думаю, что соблюдение хороших традиций, которым наши предки следовали в течение стольких веков, разумно».
Целиком поглощенная семейными делами (они с мужем переехали за город — на Клязьминское водохранилище, где у них роскошный трехэтажный дом, а московскую квартиру оставили дочери Прокловой от первого брака Арине). Проклова в те годы мало снималась в кино. Достаточно сказать, что за период с 1987-го по 1997 год она записала на свой счет лишь четыре картины: т/ф «Запомните меня такой» (1987; главная роль — Маша), х/ф «Идеальное преступление» (Одри Ламонт), т/ф «Женщины, которым повезло» (главная роль — Зина Скворцова) (оба — 1989), т/ф «А спать с чужой женой хорошо?!» (1992; Вера).
Из интервью Елены Прокловой: «Расставание с театром я пережила спокойно. Я очень люблю дом, хозяйство. Так счастлива, что родилась дочка, что первое время никому не давала с ней заниматься — все сама, чтобы не упустить ни минуты общения с ребенком.
Теперь я и дочь приучаю к хозяйству. У нее свои обязанности. Например, после еды она протирает стол. Приносит к раковине чашки, перед чаепитием расставляет их. Каждый вечер перед сном она стирает колготочки, трусики и маечку. Я ведь боюсь, что она вырастет неумехой. Вот старшая моя дочь, художница, совершенно равнодушна к домашним делам. Она очень творческий человек…»
В начале 90 х Проклова едва не погибла в автокатастрофе. К счастью, все обошлось, однако лицо актрисы было травмировано. В институте на Ольховке ей была сделана операция хирургом Руденко. «Передо мной стоит одна задача: чтобы осталось лицо нашей любимой актрисы!» — сказал он. Операция прошла успешно, и теперь Проклова выглядит так же прекрасно, как и прежде (лишь форму носа слегка изменили).
Вскоре после этого — в 1994 году — Елена и Андрей сделали очередную попытку завести ребенка. Будущей маме пришлось тяжело. Было все: многомесячное лежание в клинике (почти весь период от зачатия до родов), семьсот (!) уколов, которые роженица колола себе в живот сама (доверить это дело сестре она побоялась). Однако за все ее муки последовало вознаграждение: в сентябре на свет появилась прекрасная девочка Полина. А спустя еще полгода Проклова стала бабушкой: ее старшая дочь Арина родила ей внучку Алису.
Между тем в новом тысячелетии в ряде отечественных СМИ появлялись публикации, ставящие под сомнение прочность брака Прокловой с ее третьим мужем. Писали, что они часто ссорятся, что соседи по загородному дому якобы не раз слышали, как супруги скандалят друг с другом. Однако, несмотря на эти публикации, брак Прокловой счастливо продолжается по сей день. Как говорится, милые бранятся — только тешатся. Сама актриса отреагировала на те статьи следующим образом (интервью журналу «7 Дней», июнь 2003):
«Я — человек открытого, взрывного темперамента. Дома я безобразно ругаюсь и бросаюсь будильниками. Поскольку все проблемы в нашей семье обсуждаются, как правило, рано утром или поздно вечером, то есть в спальне, рядом поэтому всегда оказывается тумбочка с будильником. Будильник обычно летит в дверь (но не в зеркало или в картину — это не по-хозяйски). Отхожу я буквально за секунду. Закричала, бросила и — все прошло. Кстати, мой Андрей — абсолютно такой же. Темперамент у нас одинаковый. Но он, слава богу, ничем не бросается, а просто хлопает дверью: «Все. С меня хватит! Больше не могу это терпеть!»
Потом происходит примирение. Андрюшка дважды заходит ко мне и осторожно интересуется: «Ну ты как?» И я дважды кричу: «Уйди с моих глаз!» На третий раз говорю: «Извини, что так получилось!»
Что нам делить? Мы обожаем друг друга, обожаем наш дом и нашу семью. У нас ни в чем нет расхождений — взгляды на жизнь абсолютно совпадают. А что может быть важнее? Невычищенная пепельница? Так я давно уже поняла, что об этом мне придется орать до конца своих дней, потому что до конца своих дней я по утрам буду находить на кухне эту пепельницу.
Наши ссоры никогда не мешали нам жить. Я и замуж за Андрея выходила с ощущением того, что делаю это навсегда. Связала себе свадебное платье, а потом сразу его распустила. В этом смысле я — чеховская Душечка: растворяюсь в том человеке, который рядом со мной. А тут еще мне достался не простой, а подарочный вариант мужчины!.. Но скажу вам по секрету, характер у моего «подарка» просто чудовищный! Я никогда не знаю, на кого нарвусь — то ли на дорогого, милого, любимого, то ли на холодного, чужого, противного. Все мои подружки Андрея обожают, но зовут Змеем Горынычем. Много у него «голов», и самая милая чаще всего спит. Бывает, встаем мы утром, и мой Андрюша — сама кротость и обаяние: «Ленуся, любимая, смотри, какое солнце! Пойдем в сад, я тебе сварил кофеек!» Я радуюсь: «Пойдем, мой золотой!» Приходим в сад — туман, соловьи поют. Только расслабишься и зачирикаешь: «Андрюша, солнышко мое!», как слышишь в ответ рычание Змея Горыныча: «Ты что, не видишь? Я по телефону говорю!» Но я понимаю, как нелегко ему приходится с его сумасшедшей работой… (Андрей занимается строительным бизнесом. — Ф.Р.)
Мне кажется, нашу семейную жизнь можно назвать идиллией. Та доля свободы, которая присутствует в нашем доме, — свободы внутренней, когда человек имеет свое собственное пространство и время, чтобы побыть в одиночестве со своими мыслями, — это и есть идиллия. У нас в семье все свободны — мы уважаем одиночество друг друга. Если мне нужно, я могу уехать, и никто не имеет права мне это запретить. Конечно, Андрей может сказать: «Ленуся, мне будет грустно без тебя. Может быть, ты отложишь эту поездку?» Решать буду я. Но и я позволяю ему поехать проветриться на недельку, если он жалуется, что устал…»
