Благожелательное отношение к своим работам встретил Циолковский только со стороны Академии наук. Правда, до революции Академия не имела отделения технических наук в своем составе и не могла поэтому рассматривать проекта дирижабля. Но познакомившись с исследовательскими аэродинамическими опытами Циолковского, Академия дала о них положительный отзыв, признав, что «опыты Циолковского многочисленны, разнообразны, интересны и заслуживают внимания». Автор был поощрен денежной поддержкой (470 р.), отпущенной ему Академией на продолжение опытов.
Надо отметить, что опытные исследования Циолковского вообще находили в научных кругах более высокую оценку, нежели проекты и технические идеи. Так, проф. Н. Е. Жуковский еще в 90-х годах отозвался об одной экспериментальной работе Циолковского в таких выражениях: «Оригинальный метод исследования, рассуждения и остроумные опыты автора характеризуют его как талантливого экспериментатора… Вычисления его, применительно к летанию птиц и насекомых, верны и вполне совпадают с современными воззрениями на этот предмет». В результате такого отзыва Циолковский и получил от Леденцовского общества 400 рублей на устройство модели своего дирижабля, впоследствии раскритикованной экспертами Общества.
Материальная поддержка, полученная Циолковским от Академии наук и Леденцовского общества, была чересчур ничтожна для грандиозных проектов и работ, намеченных изобретателем. Широкая общественность, к которой, как увидим дальше, взывал Циолковский, откликнулась лишь однажды, но отклик этот, в сущности, не дал никакого результата. Во время русско-японской войны, в 1904 г., московская газета «Русское Слово» открыла подписку на сооружение металлического дирижабля Циолковского, имея в виду военные цели — ускорение переброски войск в Манчжурию. Было собрано около 500 рублей, которые, однако, не попали в руки изобретателя, а остались в кассе издательства. Еще в 1913 г., спустя девять лет, Циолковский жаловался, что деньги эти лежат у газеты и она не знает, что с ними делать: «Один из моих знакомых был в конторе газеты и предлагал отдать их мне на продолжение моих работ. В конторе это не нашли возможным; однако, сказали, что деньги сохраняются и только понемногу погашаются вследствие неизбежных канцелярских расходов по их хранению и отчетности. Возможно, — иронически заканчивает Циолковский, — что теперь они уже погасились».
Циолковский не делал секрета из своих изобретений и бескорыстно делился подробностями с каждым, кто выказывал к ним интерес. Менее всего походил он на изобретателя, преследующего личные выгоды. Двери его мастерской были широко открыты для всех. Каждый, желающий мог осмотреть модель оболочки его дирижабля и получить от изобретателя объяснения. «Считаю полезным, — объявлял он печатно, — показывать их всем интересующимся, в особенности молодежи. Таким образам, дорогое мне дело может продолжаться и без меня; я же истощил все усилия и делаю последнюю попытку обратить внимание людей на великое для них дело. Желательно показать модели инженерам, фабрикантам, студентам, старшим учащимся учебных заведений, рабочим и всем практическим людям». Не его вина, что на приглашение откликнулись лишь немногие: в губернском городе Калуге нашлось не более сотни любопытных. Во всяком случае мнение о Циолковском как о нелюдимом чудаке, угрюмо замкнувшемся в своей мастерской, весьма далеко от истины: напротив, он настойчиво искал общественной поддержки.
Общий вид старого дома К. Э. Циолковского
Ту же цель — широкую пропаганду проекта металлического дирижабля и других идей Циолковского — преследовала его самостоятельная издательская деятельность. Это звучит более чем странно: казалось бы, какая издательская деятельность возможна для провинциального учителя начальной школы, тратящего на научные опыты и технические работы значительную часть своего нищенского жалованья? И все же Циолковский не считал этот путь перед собою закрытым. Он делает то, что всякий другой признал бы невозможным. Стоически отказываясь от самого необходимого, живя в крайних лишениях, он изыскивает в своем жалком бюджете средства для печатания брошюр, излагающих его технические идеи. Едва ли возможно указать другой пример подобной самоотверженности; едва ли кто-нибудь в царской России, существуя в материальных условиях Циолковского, отваживался выступать на издательском поприще, без всяких притом видов на покрытие расходов. Циолковский выпустил на собственный счет несколько десятков брошюр, и хотя на них значилась цена, рассылал их бесплатно каждому, кто их требовал; под конец он перестал даже выставлять на своих изданиях цену. «От продажи, — писал он мне, — не выручаю и одного процента затраченного».
Печальнее всего то, что героическая деятельность эта оставалась почти безрезультатной. Несмотря на бесплатную рассылку, брошюры Циолковского не распространялись и мало читались. Виною тому было отчасти их несовершенное внешнее оформление. Недостаток соответствующих литер в наборных кассах провинциальной типографии заставлял автора, взамен общепринятых латинских букв для математических формул, пользоваться сокращениями русских слов. Математические строки в брошюрах Циолковского превращались из-за этого для глаза, привыкшего к обычным обозначениям, в своего рода тарабарскую грамоту, которая требовала расшифрования. Так например, вместо общепринятого обозначения:
равенство приобретает в брошюре Циолковского неуклюжий вид:
Легко видеть, насколько подобное отступление от правил математической орфографии затрудняет чтение. Лишь в 1931 г. проф. Н. А. Рынин, воспроизводя в своей книге «К. Э. Циолковский» главные труды К. Э. о ракетной проблеме, впервые перевел неудобочитаемые формулы изобретателя на язык общеупотребительных обозначений. Такую же работу для его сочинений о дирижабле произвела в 1934 г. редакция «Избранных трудов» Циолковского.
Не видя надежды осуществить когда-нибудь свой дирижабль собственными силами, Циолковский готов был одно время продать патенты. На обложке некоторых его брошюр (1911 г.) читаем такое объявление:
«Мною изобретена металлическая оболочка для дирижабля. Описание — в особой брошюре, которая может быть выслана. Заявка изобретения в разных странах началась с 1910 г. Патенты получены в Германии, Франции, Италии, Англии, Бельгии (указаны номера). Патенты разрешены также в России и Австрии и ожидаются мною на днях.
Готов уступить недорого один или несколько патентов. Будь у меня средства, я бы сам испытал свое изобретение. Если бы кто-нибудь нашел мне покупателя на патенты, я отделил бы ему 25 % с вырученной суммы».
«Однако, — пишет Циолковский в другом месте, — средств от своего изобретения я никаких не получил. Оказалось, что и самая продажа патентов требует предварительных расходов».
Незадолго до начала мировой войны у Циолковского, вконец отчаявшегося найти поддержку на родине, возникла мысль заинтересовать своими проектами зарубежные страны. В мае 1914 г. он писал автору настоящей книги: «Мне надо сделать пояснение на немецком или французском языке к моему „Простейшему проекту“ (чисто металлического аэроната из волнистого железа). Пояснение не больше одной печатной страницы. Его я разошлю с брошюрой за границу; может быть, хоть немцы станут строить металлический дирижабль. А за ними потянемся и мы». Намерение это не было осуществлено: через два месяца разразилась война.
Описывая многостороннюю деятельность Циолковского — педагогическую, научно-исследовательскую, изобретательскую, пропагандистскую, издательскую (к ним следовало бы также прибавить обширную переписку с читателями его книг), мы должны остановиться еще на одном проявлении его творческой натуры: на чисто литературной работе. К этой стороне его деятельности, заслуживающей особого внимания, мы сейчас и переходим.
