В. Д. Грендаль лично наблюдал, как по тревоге поднялись и построились оба дивизиона. Затем, поставив задачу на марш, тронулся в путь вместе с нами. Придирчиво следил за работой командиров и красноармейцев как на марше, так и при развертывании, открытии артогня. Контролировал организацию управления огнем батареями, дивизионом, смену позиций. Остался, видимо, доволен нашей высокой подготовкой, так как спустя месяц приказом по Управлению боевой подготовки РККА я был неожиданно награжден двухмесячным окладом.
Правда, это награждение вызвало у меня недоумение. Ведь, подумалось, мы не сделали ничего такого, что бы выходило за рамки обычной боевой учебы. Но позднее выяснилось, что так понравилось Грендалю в наших действиях.
Мишени, оказывается, по его приказу были выставлены не на полигоне, а еще на подходе к нему. И когда наш дивизион выступил и споро пошел по степной дороге, разведчики доложили - впереди мишени! Полигон это или нет - неважно. Важен сам факт - впереди мишени. Считай, противник. Значит - действуй!
По моей команде батареи быстро развернулись. В считанные секунды пристрелялись и повели огонь на поражение. Это-то и понравилось Грендалю, опытнейшему артиллеристу, который, неожиданно нагрянув в лагерь, затерявшийся в глухой тогда провинции, нашел и здесь отменный порядок, убедился в высокой боевой выучке бойцов и командиров.
Конечно, всего этого трудно было бы достичь без партполитработы, которая в дивизионе велась с большой целеустремленностью и энергией. Политруки батарей были, как правило, умелыми организаторами красноармейских коллективов, а партбюро полка в свою очередь помогало партячейкам в их работе.
Я до сих пор с благодарностью вспоминаю, например, политрука С. Б. Казбинцева, ставшего впоследствии генералом. Не изгладился из памяти и образ ветерана дивизии, умелого пропагандиста В. С. Алексеева, пользовавшегося среди нас заслуженным авторитетом. Да и мы, коммунисты полка, тоже всегда чувствовали себя солдатами партии. И делали все от нас зависящее для сплачивания воинских коллективов, для повышения их боевой готовности.
А теперь хотелось бы рассказать еще об одном человеке, о его несколько необычной судьбе. Но начну свой рассказ с небольшого отступления...
Было лето 1943 года. Я ехал в служебную командировку на Брянский фронт. Ночью мы с моим водителем попали в громадную пробку. Желая выяснить, надолго ли наша задержка, я вышел из машины и пошел вдоль колонны к угадывавшемуся по вспышкам фонариков регулировщиков дорожному перекрестку.
На подходе к нему услышал чей-то странно знакомый голос, который строго, но в то же время умело "расшивал" создавшуюся пробку. Подошел к распоряжавшемуся на перекрестке человеку. Тот, коротко осветив меня, мои погоны, представился: командир стрелковой дивизии генерал-майор Кирсанов.
Кирсанов, Кирсанов... Ну да, это же тот самый Кирсанов, бывший командир взвода моего 3-го дивизиона 28-го артполка!
И в памяти восстановилось все до мельчайших подробностей. Кирсанов прибыл к нам в 1926 году после окончания школы командного состава имени С. С. Каменева. Принял взвод. Вскоре мы с ним познакомились поближе. Александр Васильевич был моим одногодком, рождения 1898 года. Член партии. Ну а что касается остального... В ту пору личные дела на молодых командиров по их прибытии сразу же сдавались в штаб полка и нас, командиров дивизионов, с ними не знакомили. Да, признаться, мы и сами не проявляли в этом плане излишнего любопытства. Вновь прибывшего узнавали на повседневной службе.
Кирсанов с первых же дней проявил себя хорошо подготовленным артиллеристом, пришелся по душе как командно-политическому составу дивизиона, так и красноармейцам. Службу нес исправно, больше того, образцово и вскоре был выдвинут на должность командира 122-мм гаубичной батареи.
Как-то из лагерей наш дивизион отправился в пятнадцатидневный поход. Маршрут был определен по карте-пятиверстке, но заранее не разведан.
Шли по направлению к одной из станций, расположенной на побережье Каспия. В пути я решил обогнать разведку и лично проверить дорогу. Километров через пять увидел, что она ныряет в узкую каменистую теснину. Причем идет здесь с резкой покатостью к обрыву.
Проехав этот участок (он был длиной метров пятьдесят), я, откровенно говоря, забеспокоился. Уверенности в том, что дивизион благополучно пройдет по такой дороге, у меня не было. А время не ждало, голова колонны уже показалась из-за поворота. Что делать? Останавливать дивизион и искать другой маршрут? Но так мы и до вечера не управимся. Тогда что же предпринять?..
Головной как раз шла гаубичная батарея А. В. Кирсанова. Он подошел ко мне, осмотрел участок и, вернувшись к батарее, спокойно скомандовал отцепить два уноса (то есть две первые пары лошадей из шестерки, которая запрягалась для тяги 122-мм гаубицы). Затем распорядился, чтобы номера расчета, сделав веревочные лямки, прикрепили их к гаубице и во время движения по опасному участку подтягивали ими пушку с противоположной от обрыва стороны... И благополучно только на коренной паре лошадей провел гаубицу через теснину. Потом вторую, третью...
Я безмолвно наблюдал за удивительным переходом батареи по сверхтрудному участку, в душе откровенно дивясь сообразительности А. В. Кирсанова. Что греха таить, лично я вряд ли бы рискнул пойти на подобный вариант. Да еще вопрос, додумался ли бы я до него. А вот Кирсанов додумался...
Пользуясь способом Александра Васильевича, через опасную теснину вскоре благополучно прошли и остальные батареи дивизиона. График марша мы выдержали точно.
В 1929 году проходила чистка партии. В дивизионе с этой целью заседала специальная комиссия.
Заседания были открытыми, на них могли присутствовать все желающие. Наконец дошла очередь и до А. В. Кирсанова. К моему изумлению, он вдруг поведал, что в 1918 году, учась в одном из волжских городков в учительской семинарии, добровольцем вступил в формировавшиеся там войска Самарской учредилки. Окончил учебную команду, попал служить в колчаковскую артиллерию фейерверкером. Во время одного из боев был взят красноармейцами в плен. После соответствующей проверки зачислен в 29-ю стрелковую Омскую дивизию РККА и отправлен на белопольский фронт. Воевал опять же в артиллерии, заслужил доверие, вступил в партию. По окончании гражданской войны некоторое время оставался в той же дивизии, затем поступил в школу командного состава РККА имени С. С. Каменева. Ну а дальше все известно...
После выступления Кирсанова воцарилось молчание. А затем последовали вопросы. Первый: не мобилизован ли он был белыми? Нет, пошел добровольно. Почему? Тогда понимал колчаковщину по-иному. Стрелял ли по нашим войскам? Да, стрелял. А что еще делают в артиллерии? Почему не перебежал на сторону красных? Не видел в этом необходимости. Ведь только в плену, а затем в боях с белополяками понял свои заблуждения, окончательно и бесповоротно встал на сторону Советской власти. В партию вступил по убеждению, а в анкетах своего прошлого не скрывал.
