Сорокин (общественный обвинитель): Наш великий народ строит коммунизм. В советском человеке развивается замечательное качество – наслаждение общественно-полезным трудом. Процветает только то общество, где нет безделья. Бродский далёк от патриотизма. Он забыл главный принцип – кто не работает, тот не ест. А Бродский на протяжении многих лет ведёт жизнь тунеядца. В 1956 году он бросил школу и поступил на завод. Ему было 15 лет. В том же году – увольняется. (Повторяет послужной список и перерывы в штатной работе снова объясняет бездельем. Будто и не звучали все объяснения свидетелей защиты о том, что литературный труд тоже работа).
Мы проверили, что Бродский за одну работу получил только 37 рублей, а он говорит – 150 рублей!
Бродский: Это аванс! Это только аванс! Часть того, что я потом получу!
Судья: Молчите, Бродский!
Сорокин: Там, где Бродский работал, он всех возмущал своей недисциплинированностью и нежеланием работать. Статья в «Вечернем Ленинграде» вызвала большой отклик. Особенно много писем поступило от молодёжи. Она резко осудила поведение Бродского. (Читает письма). Молодёжь считает, что ему не место в Ленинграде. Что он должен быть сурово наказан. У него полностью отсутствует понятие о совести и долге. Каждый человек считает счастьем служить в армии. А он уклонился. Отец Бродского послал своего сына на консультацию в диспансер, и он приносит оттуда справку, которую принял легковерный военкомат. Ещё до вызова в военкомат Бродский пишет своему другу Шахматову, ныне осуждённому: «Предстоит свидание с комитетом обороны. Твой стол станет надёжным убежищем моих ямбов».
Бродский принадлежал к компании, которая сатанинским хохотом встречала слово «труд» и с почтением слушала своего фюрера Уманского. Бродского объединяет с ним ненависть к труду и советской литературе. Особенным успехом пользуется здесь набор порнографических слов и понятий. Шахматова Бродский называл сэром. Не иначе! Шахматов был осуждён. Вот из какого зловонного местечка появился Бродский. Говорят об одарённости Бродского. Но кто это говорит? Люди, подобные Бродскому и Шахматову.
Мой сосед кричит с места: Кто? Чуковский и Маршак подобны Шахматову?
(Подходят дружинники выводят его).[4]
Сорокин: Бродского защищают прощелыги, тунеядцы, мокрицы и жучки… Бродский не поэт, а человек, пытающийся писать стишки. Он забыл, что в нашей стране человек должен трудиться, создавать ценности: станки, хлеб. Бродского надо заставить трудиться насильно. Надо выселить его из города-героя. Он тунеядец, хам, прощелыга, идейно грязный человек. Почитатели Бродского брызжут слюной. А Некрасов сказал:
Поэтом можешь ты не быть,
Но гражданином быть обязан.
Мы сегодня судим не поэта, а тунеядца. Почему тут защищали человека, ненавидящего нашу родину? Надо проверить моральный облик тех, кто его защищал. Он писал в своих стихах: «Люблю я родину чужую». В его дневниках есть запись: «Я уже долго думал насчёт выхода за красную черту. В моей рыжей голове созревают конструктивные мысли». Он писал ещё так: «Стокгольмская ратуша внушает мне больше уважения, чем пражский Кремль». Маркса он называет так: «старый чревоугодник, обрамлённый венком из еловых шишек». В одном письме он пишет: «Плевать я хотел на Москву!»
Вот чего стоит Бродский и все, кто его защищают!
(Затем цитируется письмо одной девушки, которая с неуважением пишет о Ленине. Остаётся совершенно неясным, какое отношение её письмо имеет к Бродскому: оно не им написано и не ему адресовано).
В эту минуту судья обращается ко мне:
– Прекратите записывать!
Я: Товарищ судья, я прошу разрешить мне записывать.
Судья: Нет.
Я: Я журналистка, член Союза писателей, я пишу о воспитании молодёжи, я прошу разрешить мне записывать.
Судья: Я не знаю, что вы там записываете. Прекратите.
Из публики: Отнять у неё записи!
(Сорокин продолжает свою речь, потом говорит защитница, речь которой я могу изложить лишь в виде тезисов, поскольку писать мне запретили).
Тезисы речи защитницы:
Общественный обвинитель использовал материалы, которых в деле нет, которые в ходе дела возникают впервые, и по которым Бродский не допрашивался и объяснений не давал.
Подлинность материалов, заимствованных из заслушанного в 1961 году спецдела, нами не проверена, и то, что общественный обвинитель цитировал, мы не имеем возможности проверить. Если речь идёт о дневнике Бродского, то он относится к 1956 году. Это юношеский дневник. Общественный обвинитель приводит как мнение общественности, письма читателей в редакцию газеты «Вечерний Ленинград». Авторы писем Бродского не знают, стихов его не читали и судят по тенденциозной и во многом неверной по фактам газетной статье. Общественный обвинитель оскорбляет не только Бродского, употребляя слова «хам», «тунеядец», «антисоветский элемент», но и лиц, вступившихся за него: Маршака, Чуковского, а также уважаемых свидетелей. Таким образом, не располагая объективными доказательствами, общественный обвинитель пользуется недозволенными приёмами.
Чем располагает обвинение?
а) Справка о трудовой деятельности с 1956 по 1962 год. В 1956 году Бродскому было 16 лет; он мог вообще учиться и быть по закону на иждивении родителей до 18 лет. Частая смена работ – влияние психопатических черт характера и неумение сразу найти своё место в жизни. Перерывы, в частности, объясняются сезонной работой в экспедициях. Нет причины до 1962 года говорить об уклонении от труда.
(Адвокат говорит о своём уважении к заседателям, по сожалеет, что среди заседателей нет человека, который был бы компетентен в вопросах литературного труда. Когда обвиняют несовершеннолетнего – непременно есть заседатель-педагог, если на скамье подсудимых врач, среди заседателей необходим врач. Почему же этот справедливый и разумный обычай забывается, когда речь идёт о литераторе?)
б) Штатно Бродский не работает с 1962 года. Однако представленные договоры с издательством от XI-62 г. и X-1963 г., справка студии телевидения, справка журнала «Костёр», вышедшая книга переводов югославских поэтов свидетельствуют о творческой работе.
Качество этой работы. Есть справка, подписанная Е. Воеводиным, резко отрицательная, с недопустимыми обвинениями в антисоветской деятельности, справка, напоминающая документы худших времён культа личности. Выяснилось, что справка эта на Комиссии не обсуждалась, членам Комиссии неизвестна, и, таким образом, является собственным мнением прозаика Воеводина. Есть отзыв таких людей, лучших знатоков, мастеров перевода, как Маршак и Чуковский. Свидетель В. Адмони – крупный литературовед, лингвист, переводчик, Е. Эткинд – знаток переводческой литературы, член бюро секции переводчиков и член Комиссии по работе с молодыми авторами; писатель и филолог Н. Грудинина, которая много работала с молодыми поэтами. Все они высоко оценивают работу Бродского как переводчика и говорят о большой затрате труда, который потребовался ему, чтобы перевести то, что он перевёл за 1963 год. Вывод: справка Воеводина не может опровергнуть мнение этих лиц.
