Вместе с еще одним будущим столяром по имени Толстый, мы стали наведываться в «Трубу». Так и поныне называется подземный переход возле Гостинного двора – место сборища любителей побренчать на расстроенных гитарах и поклянчить за это деньги у проходящих мимо горожан. Наблюдая за теми, кто исполнял вокальные произведения различной значимости, я начал ловить себя на мысли, что хочу делать так же. Стоять в переходе, орать «Гражданскую оборону», чтоб вокруг увеличивалась популяция прохожих, взирающих на меня со сладострастием.
Событийность того времени сейчас представляется матрешкой, которая, разоблачаясь от деревянных клонов, ведет к последнему пункту, после которого уже нет ничего, только деревянная кочерыжка. Я познакомился с Мишей, который уж больно проникновенно исполнял песни Егора Летова. Миша позвал меня в гости, вручил гитару, мы приступили к репетициям, чтобы доблестно дебютировать буквально underground, под трамваями и троллейбусами, которые массировали рельсы и провода на перекрестке Садовой и Невского.
Что такое глиссандо, я не знал, и, слава Богу, потому что провести по грифу выданного мне инструмента было невозможно – пальцы цеплялись за лады, которые были высотой миллиметра три. Полоса препятствий, а не гриф. Соло у меня выходило примерно такое же, как и у «Гражданской обороны» – тупое, кривое, мимо нот. Зато гитара была электрическая, что немало мне льстило.
Вооружившись сумкой-тележкой на колесах, утилизированной в качестве санок для двух комбиков, мы, обвешанные гитарами и барабанными стойками, стартовали от улицы Ударников в сторону центральной концертной площадки, где нас пока никто не ждал. Дебютировали вдвоем, без ударника. Миша на басу, я на гитаре, пели по очереди.
Сейчас, переслушав уйму музыки, я начинаю понимать, что Летов – гениальный мелодист и автор проникновенных текстов. Неслучайно «Song №2» Blur – вариант песни «Сид Вишес умер у тебя на глазах». Врял ли Мэт Дэймон был знаком с творчеством Летова, но факт остается фактом – риф слизан с «Гражданской обороны» копейка в копейку. Наверное, мелодии, как и любые творческие идеи, витают в воздухе, концентрируясь в разное время в разных местах. И как только эта концентрация превышает допустимое предельное значение, идея шлепается на автора, как яблоко на Ньютона, и автор может всю жизнь не догадываться, что его голова не единственная, на которую она упала.
На концерты Летова я не ходил и не хожу, чтобы не испортить ощущения юности. Пусть он останется для меня тем культовым персонажем, чьему голосу мы внимали, слушая записи отвратительного качества. И никому не приходило в голову, что нужны ротации на радиостанциях, съемки видеоклипов, что нужно мастерить свои альбомы в Лондоне. Человек записывался у себя дома на обыкновенный магнитофон, и эти записи слушала вся страна. И не потому, что там присутствовало слово хуй. Просто его душа перетекала на пленку, он выкладывался на 200%.
Моя привязанность к trash metal перетекла в привязанность к hardcore. В Питере долгое время функционировал группа «Мародеры». Их вокалист любил вставать в позу ортодоксального исполнителя hardcore, к которому ныне всегда присовокупляется приставка old school. Таким образом он противопоставлял себя широкоштанинным рэперам, которые, утяжелив речетативную музыку, получили мегапродаваемый гибрид nu metal. Сейчас сложно разделить поп и рок, фанк и диско, рэп и метал – эклектика стала нормой для современного музыкального процесса. Но я еще застал то время, когда между попсой и альтернативой лежала четкая демаркационная линия, охраняемая критиками-пограничниками, и переступить ее музыканту порой было невозможно.
Одним из каналов поступления информации с Запада по-прежнему оставалось радио. На канале «Россия» в вечернем эфире раз в неделю вещал кекс, который ставил в эфире Kiss, Halloween и прочий металлообразный антиквариат, уже мало меня интересовавший. Помимо него, был еще один человек, имени которого я не помню. Но хочу выразить ему респект за то, что он делал. Именно от него я узнал о существовании толстопузого Билли Милано с его проектами S.O.D и M.O.D; о Miss fits, на чьих песнях росли Кирк Хэммет и Ларс Ульрих, а на одном из промежуточных альбомов Metallica 1987-го года есть даже несколько перепевок Miss fits; о группе Old lades drive (O.L.D) с полоумным фронтменом. Это был тот самый hardcore середины 80-х, который пришелся к российскому двору начала 90-х.
Альтернатива, предлагаемая Летовым («Я сяду на колеса, ты сядешь на иглу») касалась меня напрямую. Под Exployted или Tankard Павлик знакомился с таблетками – круглыми друзьями тонких существ, двуногоходящих. Кабы еще знать, какие таблы оптимальны для потустороннего мира, ради возникновения которого, ты их заглатываешь. Сначала пресловутый демедрол: ешь столько, сколько не страшно. Потом циклодол. Потом все остальное. Эксперименты, нами проводимые, удивили бы даже бывалых торчков. Нам было мало таблетки глотать. Мы их толкли на столе, мешали с гашишем, забивали получившийся порошок в штакет и приводили штакет в действие. Серия фотографий в моем альбоме, сделанная Толстым, демонстрирует меня, Вано и Жеку после раскуривания такого косяка. Мы втроем играли в машинку: я был водителем, и рулил, сидя на детском пластмассовом говносборнике, а Жека с Вано имитировали руками автомобильные дворники на воображаемом лобовом стекле.
Выяснилось, что чай тоже торкает, если его выварить основательно. Я выварил. Высушил. Курил неделю, потом перестал, потому что не торкало, а только блевать тянуло.
Кто-то сказал, что можно есть белену, в ней тоже содержатся вещества, способные принести облегчение подростку, ищущему новых ощущений (как я потом выяснил, это действительно так, в белене содержится атропин и скополамин, способные вызвать галлюцинации, отсюда общеизвестная поговорка «Белены объелся»). Но до белены дело не дошло. Я был не шибко силен в ботанике и не знал, как она выглядит. Зато познал, как выглядит искаженная таблами реальность.
Галлюцинации – одна из главных причин поглощения транквилизаторов. И купить их можно в любой аптеке без рецептов. То что невозможно в реальной жизни, возможно в нереальной. Можно пойти в туалет, сесть на унитаз, повернуть голову и увидеть, что стена исчезла, и в двух шагах от тебя ходят люди. Можно считать круги, образовывающиеся на стене, воевать с самолетами в небе под потолком, разговаривать с собакой, которая оказывается вдруг способной высказывать суждения о Бердяеве. Это кинотеатр души и разума, где ты смотришь фильмы, и каждый раз сценарий непредсказуем, равно как и жанр.
Муравьи ползали по ногам, я водил их пальцами. Они пытаясь собрать муравейник, я все хотел, чтобы он был построен на коленке. Муравьи были крупные, каждый размером с пчелу. Каждый норовил залезть мне в трусы, чего я очень боялся, мало ли укусит. Поэтому одна рука сжимала яйца и член, другая подпихивала муравьев к коленке.
