Пока Восточное Поморье с Гданьском оставалось свободным от контроля Ордена, положение было еще терпимо. Но в 1308 году Великий магистр овладел и этим отрезком балтийского берега. Восточное Поморье стало Орденской Помереллией. Земли государства крестоносцев сомкнулись с немецкой империей, и все балтийское побережье — от Дании до Финского залива — попало в руки немцев. Тем самым Польское королевство и огромная Литва оказались отгороженными от Балтики сплошной немецкой стеной.
На путях к морю, ведущих из польских и литовских областей, так же как из русских торговых республик Пскова и Новгорода, прочно обосновался-тевтонский хищник. Он занялся теперь доходным делом — выжиманием хозяйственных соков из славянского и литовского «хинтерланда»[26]. «Старшие сыновья немецкого дворянства владели своими родовыми поместьями, младшие братья обогащались в славянских странах, а совместно дворянство это господствует от Эльбы до Новгорода и от Балтийского моря до Польши и Силезии»[27].
К концу XIV века орденское государство успело расширить свои границы уже за счет самой Польши, не выходившей из состояния внутренней анархии. Ряд войн, несчастных для польского оружия, отдал в руки Ордена Добжынскую и Михаловскую земли и часть Куявии.
Так острие тевтонской военной агрессии стало постепенно поворачиваться в сторону самой Польши.
Грозное положение создалось и для Литвы, успевшей потерять в непрестанных «малых войнах» с Орденом лучшие свои области у Немана.
Орден Крестоносцев вырастал в государство, пожалуй, более сильное и значительно более богатое, нежели Польша или Великое Княжество Литовское.
Казалось, недалеко уже до повторения трагических событий, разыгравшихся два века назад между Лабой и Одрой.
Теперь цели Ордена простирались очень далеко. Великому магистру из его столицы — прусского Мальборга (Маркенбурга) — виделся уже близкий конец Литвы, растерявшейся от непрестанных поражений, обескровленной. А там, предвкушал он, пробьет последний час и для Польши, этой «славянской слякоти, в которой так обидно долго увязали ноги немецкого воина». Тогда, но только тогда можно будет выйти к тучным степям Приднепровья и обратить, наконец, немецкое оружие и против далекой Московии… Орден воздвигнет на востоке новую германскую империю, просторнее и богаче старой…
Радужные перспективы рисовались главарям Ордена. Но им не суждено было воплотиться в действительность. История истребления балтийско-полабских племен и пруссов не повторилась.
На этот раз помешала Польша.
Порознь Польша и Литва были слабее немецкого насильника. Вместе они могли рассчитывать одолеть его. И вот эти две страны объединились перед лицом общего беспощадного врага: С того дня, как брак литовского князя Ягайлы с наследницей польского престола Ядвигой соединил Литовское княжество с Польским королевством в тесной унии, и для заправил Ордена и для владетелей Польши стало ясно, что близится схватка, которой суждено будет надолго вперед определить судьбы славянства.
Летом 1410 года южные границы орденских владений перешла огромная польско-литовская рать. Ягайло вел тридцать тысяч польских рыцарей и обученных воинскому делу «хлопов» из Великой и Малой Польши и из Мазовии, а также десятки хоругвей[28] Червонной Руси — украинцев Львова, Перемышля, Галича.
Еще более внушительные силы стали под знамена великого князя Литовского Витовта, двоюродного брата Ягайлы. Здесь были литвины из всех углов обширного княжества — из земель Виленской, Трежской и Ковенской — и закаленные в ратном деле русские, белорусские и украинские полки, пришедшие на зов Витовта из-под Полоцка, Смоленска, Новгорода, Брянска, Старо дуба, Киева, Луцка, Владимира, Витебска, Пинска, Новогрудка, Кременца.
Не упустивший ни одной возможности пополнить свои ряды, Ягайло навербовал в Чехии, Моравии, Силезии около десяти тысяч наемных солдат. А Витовт призвал на помощь легкую татарскую кавалерию из — союзной Литве далекой Золотой Орды.
Никогда еще не видали ни в Польше, ни в Литве такой военной мощи. Славянский восток и славянский запад выставили в грозную годину лучших своих бойцов, чтобы померяться силами с вековечным врагом.
А Великий магистр Ульрих фон Юнгинген вел навстречу Ягайле несметное число рыцарей всех стран запада — Германии, Франции, Англии и Швейцарии. Лихорадочно готовясь к решающей схватке, фон Юнгинген не поскупился уплатить императору Сигизмунду сорок тысяч золотых дукатов за то, чтобы тот немедленно вторгся с венгерской кавалерией в Польшу через южные ее границы. Немало денег потратил он и на вербовку наемников. До дна вычерпал Великий магистр золото из орденской казны, призвал в войско всех своих крестоносцев до единого, ибо знал он, что ставка в этой войне — самое существование Ордена.
Историки по-разному оценивают силы обеих армий. Некоторые определяли польско-литовскую рать в 130 тысяч бойцов, а тевтонскую — в 80 тысяч. Это, надо думать, преувеличенные цифры.
Две армии, как две лавины, столкнулись у орденской деревни Грюнвальд 15 июля 1410 года. Перевес в долгой боевой страде — от восхода до заката солнца — склонялся не раз то в одну, то в другую сторону. К вечеру немцы уверовали в близкую свою победу и даже затянули благодарственный гимн.
Но тут сразу все переменилось. Вождь славянско-литовского войска Витовт вывел из леса запасные хоругви. А через полчаса на истомленных боем немцев обрушилась литовско-татарская конница, взявшая неприятеля в железное кольцо.
Память об этом побоище сохранилась у немцев надолго — на сотни лет. Из «непобедимых» тевтонских рядов мало кому удалось спастись бегством. Половина была перебита, остальные попали в плен. На бранном поле валялось тело Великого магистра и рядом с ним лежал маршал Ордена. Монахи-рыцари пали почти все. Уйти удалось лишь пятнадцати!
Если бы Ягайло и Витовт, не мешкая, ринулись в глубь орденских владений, вся страна оказалась бы в их руках. Но победители оставались на Грюнвальдском поле три долгих дня — так в средние века подобало отмечать свое военное торжество. В сторону Мальборга выступили только на четвертый день.
На пути к орденской столице польско-литовское войско встречали бурмистры городов и сел, коменданты крепостей с ключами на бархатных подушках. Население изъявляло полную покорность, а порой и непритворную радость. Не только поляки, но и немецкие купцы и ремесленники готовы были принять новых хозяев: все они жили от торговли с Польшей и Литвой.