Правда, как знали Уайтхолл и Букингемский дворец, была совсем другой. Томми Ласеллс подтвердил за несколько дней до публикации, что герцог в августе 1940 года подал заявку на шифр, чтобы поддерживать связь с немцами. «Он, конечно, будет все отрицать, но я боюсь, что все это правда» [747].
* * *
В декабре 1958 года Джеймс Поуп-Хеннесси остался на Мельнице, чтобы взять интервью у герцога о жизни королевы Марии. Джеймс нашел Эдуарда:
«…чрезвычайно умным, оригинальным, либерально мыслящим и вполне способным либо вести беседу, либо принимать в ней конструктивное участие. Он также один из самых внимательных людей своего поколения, которых я когда-либо встречал. Как и герцогиня, он, возможно, слишком открыт и доверчив по отношению к другим; или же он был полон решимости быть особенно полезным мне» [748].
Поуп-Хеннесси был менее впечатлен Уоллис:
«Это одна из самых странных женщин, которых я когда-либо видел. Невозможно понять причины и мотивы ее поступков. Я бы сказал, что в целом она была глупой женщиной, с маленьким мозгом, огромной доброй волей и суровой силой концентрации… Подозрение, что она вообще не женщина. На вид она феноменальна. Она плоская и угловатая, ее можно было бы нарисовать на средневековой игральной карте… Ее челюстная кость вызывает тревогу, и со спины вы можете ясно видеть, как челюсть выступает за шею с каждой стороны» [749].
Их образ жизни на Мельнице ошеломил Хеннесси. «Вся мыслимая роскошь и комфорт существа приносятся, призываются, привлекаются, чтобы создать совершенство сибаритской жизни. Это, конечно, очень по-американски, но я бы подумал, что это сознательный выбор. Королева-мать в Кларенс-хаусе ведет жалкое существование по сравнению с этим» [750].
Устроившись в своей комнате, Поуп-Хеннесси обнаружил, что «на земле нет ничего, чего бы там не было – всевозможная писчая бумага, пилочка для ногтей, щетка, фрукты, вода со льдом; ванная комната заставлена флаконами с духами, как прилавок на базаре – восхитительное ощущение потакания своим желаниям» [751].
Его наблюдения за парой и их домом во время пребывания в выходные дни остры и забавны – он был удивлен, увидев герцога за обедом «в красных брюках, меховой шубе и остроконечной высокой шапке с меховыми отворотами-ушами» [752], – но убедил Эдуарда поделиться воспоминаниями о детстве. «У моего отца был ужасный характер. Он был ужасно груб с моей матерью. Да ведь я часто видел, как она выходила из-за стола, потому что он был так груб с ней, и мы, дети, все следовали за ней» [753].
Герцог продолжал утверждать, что, поскольку его мать сама никогда не была влюблена, она не могла понять его собственных сильных чувств к Уоллис. «Моя мать была холодной женщиной, холодной женщиной» [754]. В результате королева Мария никогда не обсуждала отречение:
«Боюсь, моя мать была моральной трусихой. Она никогда, НИКОГДА не заговорила бы со мной об этом. До самого конца, если я ей что-нибудь говорил, она просто слегка покашливала, хм, хм, вот так и все. Она уклонилась от любого обсуждения» [755].
В конце 1958 года герцог обнаружил, что его секретарь Виктор Уоддилов обманывал его в отношении операций с французской валютой, которые герцог проводил на черном рынке. Уоддилов обвинил ни в чем не повинную секретаршу Энн Сигрим, которая была уволена, но дальнейшие расследования выявили масштабы мошенничества. Герцог связался со своим адвокатом Аланом Филпоттсом, который посоветовал провести полную проверку, а затем либо уволить Уоддилова, либо попросить его уйти в отставку с годовой зарплатой.
Уоддилов написал Уолтеру Монктону, который занимался этим вопросом, и попросил его совета:
«Я действовал на черном рынке от их имени в течение последних десяти лет, вопреки собственной совести и советам покойного сэра Джорджа Аллена. К сожалению, я не последовал этому совету и, преданный своим работодателям, продолжил эти незаконные операции, чтобы доставить им удовольствие и принести пользу в размере более 200 000 фунтов стерлингов… Теперь я очень обеспокоен тем, что с распространением информации может произойти утечка информации. Доходы составили в общей сложности более полутора миллиардов франков и были известны только моим доверителям и мне самому» [756].
Эти двое мужчин встречались несколько раз в течение января. Монктон очень хотел уволить его, но понял, что тогда эта история может стать достоянием общественности – Уоддилов намекал, что пресса предложила ему шестизначную сумму. Сэр Эдвард Пикок, бывший генеральный управляющий герцогства Корнуолл, и директор «Бэрингс Банк», лорд Эшбертон, были привлечены и посоветовали заключить сделку.
Переговоры продолжались до мая, финансы Виндзоров были проверены Джоном Мастерсом, бывшим сотрудником «Бэрингс», который работал на герцога еще во времена, когда тот был принцем Уэльским. Он сообщил, что «сделки, в которых герцог участвовал во французских франках на черном рынке», были частью более широкой преступной сети. «Похоже, что речь идет о сумме примерно в полтора миллиарда швейцарских франков, и что за последние год или два была показана прибыль в размере примерно 600 миллионов швейцарских франков». Одним из посредников был банкир по фамилии Лаказ, который сейчас находился в тюрьме. Мастерс также сообщил, что «иногда, по его мнению, герцог лично играл на черном валютном рынке» [757].
Были опасения, что частный банкир Виндзоров, Морис Амиге из Национального банка Швейцарии, может обнародовать информацию о сделках и что «факт бизнеса герцога на черном рынке известен монреальским банкирам», а генерал де Голль «расследует все эти сделки на черном рынке». Эшбертон также провел «несколько неофициальных бесед с личным секретарем королевы сэром Майклом Адином, поскольку он чувствует, что это может повлиять на положение и репутацию короны» [758].
В конце концов Виктору Уоддилову заплатили, и скандал замяли.
Глава 22. Возвращение с холода
Успех двухтомника мемуаров, особенно в Соединенных Штатах, привел к предложениям написать новые книги. Серия в
