Для нас есть новость: Иисуса, надувшего нас во время побега, убил прокаженный. Имени прокаженного Шатель не помнит, и я думаю, что это один из тех, кто помог нам бежать.
Жизнь на островах Благословения отличается от той, которую я себе представлял. Здесь отбывают наказание, в основном, очень опасные преступники. Еды вдоволь: спирт, сигареты, кофе, шоколад, сахар, мясо, свежие овощи, рыба, раки, кокосовые орехи. Получившие пожизненное заключение не имеют никаких шансов выбраться отсюда и потому очень опасны. Надзиратели и заключенные представляют собой занятную смесь. Жены надзирателей подыскивают себе молодых слуг среди заключенных и часто превращают их в своих любовников. Их зовут «друзьями семьи», и работают они садовниками или поварами, одновременно служа связными между надзирателями и заключенными. Заключенные не относятся враждебно к «друзьям семьи» — благодаря им все имеют возможность торговать — но считают их нечистыми. Ни один из ребят «общества» не согласится на подобную работу. Они стараются выполнять работу, которая не связывает их с надзирателями: работают уборщиками, санитарами, садовниками в тюрьмах, мясниками, пекарями, гребцами, почтальонами и смотрителями маяка. Работают с 7 часов утра до 12 и с 2 часов дня до 6 вечера.
В воскресенье нас навестили Деге и Глиани. В трапезе, которую мы устроили в комнате Шателя, участвовали сам Шатель, Деге, Глиани, Матурет, Гранде и я. Мы разговаривали о побеге, и я выяснил, что Деге решил больше не пытаться бежать. Он ждет известия об уменьшении своего срока на пять лет. Тогда ему останется отсидеть всего четыре года, и он хочет их спокойно отсидеть.
Мой вопрос, откуда проще бежать, застает их врасплох — ни Деге, ни Глиани даже не думали об этом. И Деге, и Глиани предлагают любое место на выбор, и мне остается только выбрать занятие по душе. Гранде предлагает мне половину своего места управляющего играми — это меня вполне устраивает, так как даст возможность хорошо заработать. Оказалось, что это занятие очень интересное, но довольно рискованное.
Деге дает мне пятьсот франков и предлагает использовать эти деньги для игры в покер — в палате устраиваются иногда интересные игры. Гранде дарит мне великолепный нож с костяным лезвием, которое он сам покрыл металлом. Это опасное оружие.
— Будь всегда вооружен — и днем, и ночью.
— А обыски?
— Большинство надзирателей, которые проводят обыски — арабы. У человека, который считается опасным, они никогда не находят оружие.
— Увидимся в лагере.
Мы здесь уже три дня, и большую часть времени я провожу у постели Кложе. Его состояние ухудшается, и он помещен в отдельную палату, где лежит еще один тяжелобольной. Шатель пичкает его морфием и боится, что Кложе не переживет четвертую ночь.
В палате тридцать кроватей, посреди палаты — проход шириной в три метра. Освешают палату две керосиновые лампы. Матурет подходит ко мне и говорит, что в палате играют в покер. Я подхожу к картежникам. Их четверо.
— Можно присоединиться к вам?
— Садись. В банке минимум сто франков. Для игры необходимы три кассы, то есть триста франков. Вот тебе жетоны на триста франков.
Я даю Матурету двести франков на хранение. Парижанин Дюпон, говорит:
— Мы играем по английской системе, без джокера. Ты с этой системой знаком?
— Да.
— Дели карты.
Эти люди играют с невероятной скоростью. Если ставка делается недостаточно быстро, то ведущий провозглашает: «Ставка с опозданием», и ее нельзя поднимать. Я открываю новый для себя сорт заключенных: картежников. Они живут игрой и ради игры. Ничто другое их не интересует. Они забывают и кто они, и что их ждет. Их интересует одно: игра.
Мы играли всю ночь. Я выиграл тысячу триста франков. Пауло просит одолжить ему двести франков. Это даст ему возможность продолжить игру в белот.
— Возьми триста, — говорю я ему. — Выигрыш поделим пополам.
— Спасибо, Бабочка. Ты и вправду такой, каким тебя описывали. Будем друзьями.
Он протягивает мне руку и уходит, сияя от счастья. Кложе умер сегодня утром. Вчера он просил Шателя не давать ему морфий:
— Я хочу умереть, сидя на кровати, рядом с моими друзьями.
Наш друг умер у нас на руках. Я закрыл его веки. Матурет стонал:
— Не стало нашего друга. Мы бросили его акулам.
Я застыл от ужаса, услышав это «бросили его акулам». Действительно, на островах нет кладбища. Умершего заключенного бросают в море в 6 часов вечера. Для этой цели выбрали пролив между Сен-Жозефом и Королевским островом, который кишмя кишит акулами.
Смерть друга делает для меня больницу невыносимой.
Я сообщаю Деге, что послезавтра выхожу из больницы, и он пересылает мне записку: «Попроси Шателя дать тебе пятнадцать дней отдыха в лагере, и ты сможешь выбрать работу на свой вкус».
Когда я выхожу из больницы, меня отводят в здание управления к майору Берра.
— Бабочка, — говорит он мне, — я хочу поговорить с тобой перед тем, как ты отправишься в лагерь. У тебя тут есть друг, мой бухгалтер Деге. Он утверждает, что мы получили из Франции неправильные сведения о тебе, что ты не совершил преступления, и потому естественен твой постоянный бунт. Должен сказать, что я с ним не согласен. Меня интересует теперь одно: каково твое теперешнее душевное состояние?
— Прежде, чем я отвечу на ваш вопрос, не могли бы вы сказать, какие сведения обо мне имеются в моей папке?
— Смотри сам, — говорит он, протягивая мне желтую картонную папку, в которой я обнаруживаю следующие записи:
Анри Шарьер по кличке «Бабочка» родился 16 ноября 1906 года в Ардеше, осужден за преднамеренное убийство на пожизненную каторгу в суде на Сене. Опасен во всех отношениях, требует пристального наблюдения.
Распределитель в Каннах: заключенный неисправим. Подозревается в подготовке восстания. Держать под постоянным контролем.
Сен-Мартин-де-Ре: дисциплинирован, влияет на других заключенных. Попытается бежать из любого места.
Сен-Лорин-де-Марони: осуществил нападение на троих надзирателей и сторожа, чтобы бежать из больницы. Возвращен Колумбией. В заключении вел себя хорошо. Получил легкое наказание — два года изолятора.
Изолятор Сен-Жозеф: хорошее поведение вплоть до освобождения.
— И все же, Бабочка, — говорит комендант — я не могу быть уверен в том, что ты будешь сидеть здесь, как пенсионер. Хочешь заключить со мной договор?
— Почему бы и нет? Это зависит от того, какой договор?
— Ты несомненно попытаешься бежать с островов, и, может быть, тебя ожидает удача. Мне осталось управлять островами всего пять месяцев. Знаешь ли ты, что за каждый ваш побег расплачивается комендант? Это стоит ему годовой колониальной зарплаты, отпуска и даже понижения в должности. Заключить тебя в карцер за желание бежать я не могу, и мне придется искать другой выход, который я, разумеется, найду, но делать мне этого не хочется. Я предпочел бы получить твое честное слово, что ты не сбежишь, пока я не оставлю острова.
