Однако специалисты по политической истории менее благосклонны к Екатерине Медичи. Большинство из них изображают ее исключительно своекорыстной, приверженной лишь собственным интересам, не различающей добра и зла, равнодушной к религии и не слишком щепетильной. Для моралистов и романистов она является воплощением макиавеллизма. Протестанты, что естественно, ее проклинали, а католики в большинстве своем отвергали ее, не прощая ей «заигрывания» с гугенотами. Утвердилось мнение, что она преступна по своей натуре, не способна на благородные поступки, что она не любила никого и ничего, что вся ее жизнь была пропитана расчетом, эгоизмом, коварством, вероломством, жестокостью.
Реальная Екатерина Медичи не похожа на этот портрет, написанный крупными мазками и исключительно темными красками. На протяжении тридцати лет правления она, как и любой смертный, непрерывно менялась. Будучи амбициозным по натуре человеком, вовлеченным в политическую борьбу, она раздражалась, столкнувшись с сопротивлением, однако при этом по мере возможности старалась избегать силовых методов, отдавая предпочтение переговорам и уговорам, и лишь когда уговоры не действовали, пускалось в ход оружие. Вполне вероятно, что в нормальные времена она оставалась бы мягкой и даже благодушной.
Отношение Екатерины Медичи к протестантам эволюционировало от благосклонности к враждебности. Большинство гугенотов никогда не понимали и не желали понимать ее. Во времена, когда Екатерина оказывала им наибольшие услуги, они требовали от нее еще большего. Они хотели, чтобы она компрометировала себя ради них — невозможно было поступать более неразумно и быть более неблагодарными. Она неоднократно поддерживала гугенотов, руководствуясь самыми различными мотивами (из-за отвращения к насилию, из-за соперничества с Гизами и даже из элементарного неприятия религиозной вражды), но было бы смешно, если бы она губила себя ради спасения их, тем более что после первой гражданской войны они и не думали занимать более умеренную позицию, выдвигая против Екатерины всё более чудовищные обвинения. Она никогда не забывала ни доброго, ни плохого, что было сделано ей, и гугеноты испытали это на себе. Их мятежи против законной королевской власти, прикрывавшиеся религией, были преступны и как любое преступление влекли за собой наказание.
Екатерине Медичи не занимать было ни великодушия, ни смелости, что и проявилось в годы ее правления. При жизни Генриха II она осмеливалась, рискуя навлечь на себя гнев обожаемого супруга, преследовавшего еретиков, демонстрировать сочувствие преследуемым. При Франциске II она сдержанно реагировала на религиозную нетерпимость Гизов, правление же Карла IX, которое было ее правлением, началось со смелой инициативы — прекращения преследований и объявления свободы совести. Вероятно, в этой перемене политики имелся свой расчет: тем самым она пыталась привлечь на свою сторону противников Гизов. Однако в своем потворстве гугенотам она зашла так далеко, что ее стали обвинять в сочувствии новой религии, тогда как сама она утверждала, что готова терпеть ее только ради сохранения государства и поддержания в нем мира. Обеспокоенные этим вожди католиков потребовали от нее, под угрозой отстранения от власти, подчиниться их требованиям, но после первой религиозной (читай: гражданской) войны, вновь обретя свободу действий, она возвратилась к практике религиозной терпимости, не выходя при этом за рамки, установленные Амбуазским эдиктом, дабы не спровоцировать католическую реакцию.
Екатерине Медичи вменяют в вину ее амбициозность (которая и вправду была немалой) — как будто она не имела на это права! До сорока лет ей приходилось сдерживать свое властолюбие, и тем сильнее оно проявилось впоследствии, однако служило исключительно цели обеспечения будущего ее детей. Она не узурпировала власть и не удерживала ее противозаконно. Ее сыновья Карл IX и Генрих III, время от времени проявляя (первый реже, а второй чаще) желание действовать самостоятельно, вверили ей властные полномочия, зная, что не могли бы передать их в более умелые и надежные руки. Однако правомерно возникает вопрос, как она осуществляла власть. Как мы уже имели возможность убедиться, в разные периоды по-разному. Сначала она старалась объединить вокруг себя вождей враждующих группировок и представителей знати, проявляя к ним свое великодушие, осыпая их подарками и обещаниями, ибо когда ее власти ничего не угрожало, она была великодушной, щедрой и даже расточительной. Она любила нравиться и доставлять людям удовольствие. В период между первой и второй религиозными войнами она искренне пыталась примирить Гизов с Конде, Монморанси и даже с Колиньи, которого они обвиняли в убийстве герцога Франсуа. Однако вскоре она убедилась в бесплодности подобного рода проявлений доброй воли. Не раз столкнувшись с предательством, она взяла за правило никому не доверять. Интересы ее детей, не отделяемые ею от собственных интересов, стали определять линию ее поведения. Убежденная в том, что, защищая себя, она защищает государство и династию, Екатерина Медичи стала неразборчивой в выборе средств. А кто был разборчив в их выборе в разгар гражданской войны, ожесточенной борьбы не на жизнь, а на смерть?
Качества государственного деятеля у Екатерины Медичи проявлялись в умении действовать так, чтобы движение к поставленной цели не бросалось в глаза окружающим, чтобы возникала иллюзия, будто ничего не происходит. Присущее ей самообладание в равной мере являлось как природным даром, так и благоприобретением за годы жизни при королевском дворе. Даже в самых критических ситуациях она не теряла хладнокровия, не срывалась на крик и не прибегала к оскорбительным выражениям. С противником, которому она готовила гибель, она до последнего момента оставалась любезной, не разбрасываясь пустыми угрозами. Она умела прибегать к уловкам и вести торг. Даже когда партия казалась проигранной, она предпочитала продолжать переговоры, а столкнувшись с непреодолимым противодействием, старалась выиграть время. Она знала, как важно обеспечить себе, даже ценой самых болезненных уступок, возможность дождаться нового поворота колеса Фортуны, которое вознесет тебя наверх.
О том, что в своей деятельности Екатерина Медичи доходила до мельчайших деталей управления, свидетельствует ее переписка. Она всегда была главным министром для себя самой и своих сыновей. Мало сказать, что она ревностно исполняла взятые на себя обязанности — она исполняла их с удовольствием. Эту жажду деятельности не притупили ни возраст, ни болезни. Всю свою жизнь она была в движении, в пути. В преклонном возрасте, когда она уже не могла сесть верхом на лошадь, она в портшезе отправлялась в отдаленные концы королевства, чтобы на месте решать дела государственной важности и улаживать конфликты. Она стойко переносила трудности и заботы, связанные с управлением государством. Жизнерадостная в молодости, она и с годами, несмотря на пережитые несчастья, не поддалась меланхолии, до последнего дня сохранив ясность ума.
