Искренно и сердечно Ваш В. Г.
11
28/VIII 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Вот Вы занимаетесь Ремизовской историей, а самого любопытного, по-видимому, не знаете. Ну, поймали плагиатора, — это у нас не впервые; интересно же то, что в результате виноватым оказался вовсе не Ремизов, а его обличитель — Измайлов (Миров). В литературных кругах по поводу этой истории установился следующий взгляд: Ремизов имел будто бы право пользоваться сказками, потому что он вносил в них какие-то чрезвычайно талантливые добавления. А вот Измайлов допустил непозволительную передержку, приведя лишь списанные места и умолчав о добавлениях. Вот Вы сличали все это в подлинниках — что Вы по этому поводу скажете? Письмо Ончука или еще кого-то действительно в газетах было — но на меня, по крайней мере, — оно произвело очень слабое впечатление. Конечно, это тактический прием, но почему все так стараются?
А один из друзей-защитников — Гумилев — сообщил мне даже в оправдание Ремизова, что вообще все неонационалисты так поступают: и Городецкий и гр. Алексей Николаевич Толстой. И поэтому, следовательно, это в порядке вещей.
Если Вас это так трогает — почему и Вы не напишете письма в какую-нибудь газету? А то Ончук произвел слишком сильное впечатление.
Да, забыл было добавить, — и это самое интересное, — что и «Биржевые Ведомости» (где было первоначальное сообщение и где всегда пишет Измайлов) взяли косвенным образом свое обвинение назад. Они не только ничего не возразили защитникам, но и сами вдруг стали хвалить Ремизова по какому-то совершенно случайному поводу. О былом, конечно, ни слова.
Очень меня занимает, Андрей Акимович, в чем Вы нашли мою «отчаянность», Я ее в себе совершенно не замечаю и считаю себя, наоборот, слишком рассудительным и слишком сдержанным. Побольше отчаянности мне бы не мешало — это совсем по-иному открыло бы мне жизнь. Надо безраздельно и беззащитно отдаваться жизни: иначе всегда будешь за какими-нибудь искусственными рамками.
Журнал «Аполлон» еще не выходил. Но выйдет: вероятно, к октябрю. Приготовления там идут очень деятельные и широкие.
Сейчас я здесь очень бодр и работаю очень много. Этот год буду часто на виду. Жду Ваших писем.
Ваш В. Г.
Пушкинская, 14, кв. 17.
12
3/IX 1909.
Дорогой Андрей Акимович,
Ptyx в «Весах» – Борис Садовской. Его критические заметки, по-моему, — беспардонное холопство и хулиганство. Но Вы прочтите лучше июльский № «Весов»: там, среди всего остального, есть письмо в «редакцию» Эллиса с весьма туманными оправданиями по поводу инцидента в Румянцевском музее и уверениями, что он стал «жертвой инсинуации»… Лев Мович — какой-то инженер — пишет книгу о русской поэзии и прислал мне в прошлом году письмо. Измайлов из «Биржевых Ведомостей», конечно, тот же, что и в «Русском Слове».. О «Юдифи» у Коммиссаржевской, если только это возможно, узнайте пожалуйста. Я весною уже запрашивал письмом по этому поводу Федора Федоровича Коммиссаржевского — но ответа не получил. Это, конечно, плохой признак, но все же еще оставляет место сомнениям. Тем более, что другого перевода, кажется, не существует (но могли сделать новый).
Сегодня был у меня Городецкий и одна из поэтесс.
Ваш В. Г.
13
14/IX 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Я уже соскучился, не получая так давно Ваших писем. Что с Вами, почему молчите? Я Вам писал как-то и ответил на все Ваши вопросы: относительно Ptyx'a, Измайлова и т. д. По-видимому, Вы не получили моего письма. У меня уже наладилась городская жизнь: по-прежнему поддерживаю множество знакомств и знаю все новости. С несколькими девицами тяну любовную канитель, но еще в предварительных стадиях. Это, однако, не мешает мне, кажется, и работать; впрочем, успешность своей работы я как-то не умею сам оценивать и определять.
Вторая книга стихов у меня совсем готова и, вероятно, этою зимою будет издана. Сейчас думаю о различных издательских комбинациях и вскоре, вероятно, начну переговоры.
В каком-то письме Вы сообщали мне о «Юдифи» у Коммиссаржевской и предлагали справиться, не мой ли это перевод. Я Вас просил тогда об этом. Что ж, Андрей Акимович, узнали? А то я до сих пор в неведении.
У Чуковского жена пять раз на неделе ездит в город за книгами (впрочем, может быть, и еще за чем-либо). Вот, следовательно, как он устраивается. Л. Мович — какой-то инженер-электротехник. Впрочем, об этом я уже писал.
Ваш В. Г.
Пушкинская, 14, кв. 17.
14
29/IX 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Что-то опять Вы мне не пишете. Дней пять тому назад я послал Вам письмецо, благодаря Вас за Вашу книжку и присоединив несколько замечаний и вопросов. Все же очень советовал бы Вам не держать книжку под спудом, — это неразумно: всякие же адреса и т. д. я Вам, как уже сказано, раздобуду с удовольствием. Все забываю Вас спросить: приедете ли Вы настоящею зимою в Петербург, как собирались, — и когда. Вчера был на первом представлении Зайцевской «Верности»: собрались, конечно, «все» вплоть до перекочевавшего в Петербург Поперека (помните?). Пьеса фальшивая, мелодраматичная и с сильнейшим отсутствием всякого художественного такта. Игра — сплошной шарж. Теперь скоро пойдем все на «Анфису» Андреева. «Весы» решительно прекращаются, как и «Золотое Руно». Пишите же.
Ваш В. Г.
15
14/X 1909. СПб.
Дорогой Андрей Акимович,
Кажется, много уже накопилось разнообразных Ваших вопросов, на которые я не удосужился своевременно ответить. Постараюсь сейчас это исправить. В общем, замечаете ли Вы в себе какой-то повышенный и обостренный интерес к разным литературным дрязгам и закулисному миру литературы, что по существу, может быть, и не так уже интересно?..
Относительно Тардова ничего сейчас узнать не могу, ибо он, вероятно, в Москве, а я с ним не переписываюсь. Кто такой «Архелай» – не знаю.
Это — не последнее письмо. В предыдущем Вы ругали Мана. Этого я решительно не понимаю. В худшем случае он может оставлять равнодушным, но ушам вянуть здесь, право, не от чего. Мой перевод вовсе не сделан фразами из Пшибышевского, а очень близок к стилю Мана. Из чего Вы вывели, что ритм Мана — очень прост и банален, — тоже непонятно. Ведь Мана Вы знаете по моим переводам, которые, по-Вашему, напоминают Пшибышевского, ритм которого уж конечно не прост…
