Полковник Элсмор приказал доставить другую лебедку и сам прибыл на остров Вакде. Уолтеру Симмонсу он сказал, что, если возникнут новые проблемы, от идеи использования планеров придется отказаться. В штабе снова вернулись к мысли о строительстве взлетной полосы в Шангри-Ла. Времени на это ушло бы больше, без проблем не обошлось бы, но зато не надо задумываться о разваливающихся лебедках, хлещущих по фюзеляжу обрывках стального троса и других опасностях, связанных с использованием «летающих гробов».
Еще до разорвавшегося троса Уолтер и все остальные не были уверены в том, что использовать планеры удастся. Прыгать из самолетов с парашютами они привыкли. Но планеры — это нечто совершенно другое. Репутация «Вако» говорила сама за себя. Во время ежедневных сеансов радиосвязи Уолтер постоянно твердил: «Мы не хотим, чтобы кто-то подвергал себя опасности, чтобы вытащить нас отсюда… Мы готовы ждать, пока все не будет решено окончательно… Мы не хотим форсировать события. Пилоты самолета и планера должны как следует подготовиться». Узнав о происшествии и пострадавших, Уолтер стал повторять это снова и снова.
Тревожила всех и необходимость нескольких полетов, поскольку за один раз вывезти из долины пятнадцать человек было невозможно. «Каждый полет повышает вероятность аварийных ситуаций, а то и катастрофы», — твердил Уолтер. Со своим старшим сержантом Сэнди Абреникой он обсуждал возможность пешего перехода — «сможем ли мы выбраться отсюда, если идея с планерами провалится». Не сообщая Элсмору, Уолтер и Абреника начали рассчитывать, сколько человек им потребуется для перехода по джунглям, где существовала вероятность встречи с охотниками за головами или японскими солдатами.
Маргарет продолжала молиться. Узнав о порвавшемся тросе, она укрылась в своем уголке большой палатки: «Я снова и снова читала молитвы. Я просила Бога сделать так, чтобы, спасая нас, никто не пострадал». То же происходило и с майором Сэмюелзом. Позже он признавался Маргарет, что пошел на воскресную службу и попросил капеллана помолиться за успех их миссии.
ДРУЖБА МАРГАРЕТ с туземной королевой пошатнулась в тот день, когда американка достала расческу и решила привести волосы в порядок. Королева была очарована: «Она никогда прежде не видела расчески, не видела, чтобы кто-то поступал так со своими волосами. Игрушка понравилась и другим туземкам. Вокруг меня собралось полдеревни, и я расчесывалась, пока у меня не занемела рука».
Маргарет подарила расческу своей подруге. Вместо того чтобы воспользоваться ею сама, туземка стала тщательно начесывать волосы на лицо Маргарет. Девушка терпеливо ждала, пока туземка закончит прическу, а потом зачесала волосы назад, как обычно. Королева взяла расческу и снова начесала волосы Маргарет на лоб. Эту комическую сценку зафиксировала камера Алекса Канна. Но когда в действии решил принять участие мужчина, ситуация перестала быть смешной.
«Сержант Веласко хотел закончить с этим „салоном красоты“, но тут к игре присоединился вождь, — записала в дневнике Маргарет. — Он начал перебирать мои волосы пальцами. Конечно, это был жест доброй воли, но внутри меня все сжалось. Впрочем, я не хотела обижать ни его, ни его людей. Поэтому я спокойно сидела и вежливо повторяла: „Унн, унн, унн“, как это принято у туземцев».
Веласко наблюдал за подругой Маргарет. Туземка заговорила довольно возбужденно. Сержант почувствовал, что она ревнует.
— Уходим, — скомандовал он, и они с Маргарет побежали прочь из деревни.
Маргарет расчесывает волосы после туземного «салона красоты» (фотография любезно предоставлена Б. Б. Макколлом).
Возвращаясь в базовый лагерь, сержант подытожил:
— Полагаю, ты могла бы стать их королевой. Но подозреваю, что ничем хорошим это для тебя бы не кончилось.
Маргарет боялась, что дружба с туземной королевой прекратится. Но, когда она снова пришла в деревню, подруга встретила ее с прежним радушием. По ее жестам Маргарет поняла, что та предлагает ей перебраться из лагеря в женскую хижину. «Веласко и Байлон сказали мне, что она явно предлагает меня удочерить. Не думаю, что это понравилось бы моему папе, оставшемуся в Овего», — записала Маргарет в дневнике. Она вежливо отказалась.
В другой раз, когда Маргарет пришла в деревню в сопровождении Деккера и Макколлома, к ней подошли несколько женщин. Они хотели, чтобы я протянула правую руку. «Когда я сделала это, одна из женщин подняла каменный топор, — записала Маргарет. — Я была так поражена первым проявлением насилия, что не могла пошевелиться».
Поняв, что происходит, Макколлом быстро оттолкнул Маргарет в сторону.
Позднее Макколлом попытался объяснить ей случившееся: «КОГДА ДЕВОЧКА ДОСТИГАЕТ БРАЧНОГО ВОЗРАСТА, ТУЗЕМЦЫ ОБРУБАЮТ ЕЙ КОНЧИКИ ПАЛЬЦЕВ НА ПРАВОЙ РУКЕ. ДУМАЮ, ЭТО БЫЛ НАМЕК, ЧТОБЫ МАРГАРЕТ ОБРАТИЛА ВНИМАНИЕ НА МЕСТНЫХ ПАРНЕЙ!» Макколлом сложил один и один, но в результате получил три. Он заметил, что у всех женщин, достигших половой зрелости, недостает нескольких пальцев, и сделал вывод, что одно связано с другим.
НА САМОМ ДЕЛЕ ЖИТЕЛИ деревни Колоима пытались помочь Маргарет выразить свое горе.
В отличие от жителей Увамбо, обитатели долины не знали о разбившемся самолете. Известия медленно распространялись по территории, где все враждовали друг с другом. Туземцы из долины считали, что Маргарет и ее спутники укрылись в Шангри-Ла от каких-то ужасных событий, произошедших в их мире. Жители Колоимы были настолько в этом уверены, что назвали Маргарет Нуарауке, что означает «сбежавшая».
По их логике и опыту, какая бы трагедия ни заставила Маргарет искать убежища в долине, она непременно связана со смертью. В память о мертвых Маргарет должна была пожертвовать собственные пальцы. Когда она отказалась, туземцы не обиделись. Кара за подобный проступок исходила бы не от них, а от духов.
Ошибалась и Маргарет, решившая, что вождь племени хочет сделать ее своей невестой. Наоборот, туземцы считали, что десантники готовы выдать Маргарет замуж за местного вождя, Сикмана Пири. «Белые мужчины сказали ему: „Спи с этой женщиной“, — вспоминал Хугиампот, который был тогда подростком. — Она сказала: „Спи со мной“. Но Сикман Пири ответил: „Нет, я боюсь“. И не взял ее в жены».
Маргарет/Нуарауке была не единственным белым человеком, кому туземцы дали имя. Сержанта Каоили они называли Келаби — это слово не имеет смысла в языке дани, по-видимому, это искаженная фамилия сержанта. Других чужаков они называли Бпик, Писек, Араум, Мамаге и Суарем. Теперь уже трудно определить, какое имя и кому принадлежало. Некоторые туземцы называли Алекса Канна Онггалиок, а другие запомнили его как Элабура Мулука — эта фраза на языке дани означает «большой живот».