307
Казалось бы, зачем в фильме о Глинке «дополнительный» поэт Луговской? Оказывается, Александров, согласно своей идее перенесения финального «Славься!» в 1941-й и 1951 годы, решил, соответственно, переписать его тексты.
Родовое имение Глинки на Смоленщине.
«Не пой, красавица, при мне…»
Музыкальный редактор «Мосфильма».
Итальянская примадонна, вступавшая в фильме в дуэт Глинки и русского тенора Иванова в Венеции.
Певец, поющий за Глинку.
Директор «Мосфильма», ставший в 50-х – 60-х годах Главным редактором кинопрограмм Центрального телевидения и всячески благоволивший там работе Александрова.
Профессор Александров даже не знал, что «Высшим государственным институтом» ВГИК был только 4 года – с 1934-го по 1938-й. А потом стал всесоюзным государственным.
Актер МХАТа (Чкалов в кино), преподававший в Школе-студии МХАТ.
Ошибки о Гоголе, своем любимом писателе, режиссер стерпеть не мог. Только уж очень поздно заметил ее: судя по тому, что его претензию редакция получила 3 марта 1953 года, она предъявлена не раньше конца февраля, т. е. четыре месяца спустя после того, как допущена.
Ответ редакции подписан В. Жданом, ответственным секретарем журнала.
Короче, «Искусство кино» отказалось исправлять ошибку. И вряд ли Александров на этом успокоился бы, если бы ответ журнала не был помечен 10 марта 1953 года, т. е. сформулирован именно в ту траурную неделю, когда И. В. Сталин, проболев еще пару дней, успел умереть, отлежать в Колонном зале, где Александров с Герасимовым и Чиаурели снимали «Великое прощание» с ним, и быть захороненным накануне отправки журнального отказа, т. е. 9 марта.
Первая крупная после приоткрытия «железного занавеса» делегация деятелей советской культуры, возглавляемая Александровым, пробыла в Англии в ноябре – декабре 1953 г.
Тем не менее, И. Смоктуновский решился на это и дублировал Чаплина в «Короле в Нью-Йорке» («конгениальность!», как писал Александров Аташевой). Да и в «Огнях рампы» кто-то говорил за Чарли.
Английская прокатная контора «Рэнк Организейшн».
Финансовая волокита с «Огнями рампы» растянулась так, что они попали на советский экран много лет спустя, чуть ли даже не после «Короля в Нью-Йорке», когда за них не требовали уже, наверно, сумасшедших сумм.
«Комедия убийств», как иначе назывался этот фильм, при всей его пародийности на охвативший тогда кино и общество синдром насилия, не пронял американцев, и фильм не имел успеха.
Деньги, может, и нашлись (будучи в Англии, Александров хвастал прессе, что независимо от того, снимает он или нет, он получит 500 фунтов, а уж если снимает, да еще по своему сценарию!..). Но кто бы в 54-м году позволил Александрову и его жене «лично» привезти Чаплина и его огромное семейство во Внуково? Зато Чаплин, чуть ли не ежегодно приглашавший Александрова и его жену в Швейцарское Веве, где поселился, удрав из Америки, ни в каких санкциях не нуждался.
Производственным, студии «Мосфильм», которую возглавил И. Пырьев.
Тем же «Русским сувениром».
Такую телеграмму Александров, на удивление почтовых служащих, послал отсутствующей на гастролях Л. Орловой.
Речь идет о ноябре – декабре 1953 года, когда впервые после «холодной войны» в Англии состоялся месячник англо-советской дружбы с участием советской культурной делегации, возглавляемой Александровым.
В гостинице «Три короны» на берегу Женевского озера, где когда-то останавливался и писал Бальзак, Чаплин всегда заказывал «бальзаковский» номер Орловой и Александрову. И шутил, спрашивая, на что вдохновил их дух французского классика.
Городок в Швейцарии, вблизи которого было поместье Чаплина.
По рассказу С. Антонова «Первый снег» вгиковский ученик Александрова снял свой первый художественный фильм «Сын». Не без участия Александрова в качестве худрука картины его удалось «вытащить».
Кукольный фильм по известному спектаклю С. Образцова в постановке Г. Натансона.
Александров и Аташева собирались сделать передачу о Чаплине на ТВ.
По запросу комиссии по реабилитации В. Э Мейерхольда в ее адрес пришло несколько десятков «оправдательных» писем от знавших мастера и работавших с ним мастеров искусств.
Интересно, что на александровских письмах, при их сугубо производственной тематике, Пырьев помечал: «В отдел личных писем».
На обратной дороге из Мексики, куда Александров ездил вручать Международную премию Мира экс-президенту Ласаро Карденасу.
Других женских героинь в фильме не было, так что М. Шенауэр была, видимо, вариантом С. Синьоре.
Конечно, кому, как не ему, самому «выездному» советскому режиссеру, снимать такое. Но Александров явно переоценивает свои силы: некогда здоровяк-спортсмен, а теперь, едва разменяв шестой десяток, терзаемый болячками, он мечтает о безостановочной, из картины в картину, работе.
Превращение «Вани», даже «Дорогого Вани» в «Директора к/с “Мосфильм”, уважаемого Ивана Александровича» связано не только с официальным как бы характером письма: заявлением об отпуске, просьбой выплаты денег и пр. Видимо, «Ваня» стал «Иваном Александровичем» после того, как весной этого года на первом со своим участием обсуждении того, что наворотил Александров, оставшись без Туров, сказал: «Какие-то странные вещи у нас происходят! Очевидно, мы долго не ставим картин, по 5–6 лет, и когда, наконец, начинаем, то стремимся включить в эту картину все, все свои жизненные наблюдения, все, что увидели, записали – все в одно произведение. И вот оно распухает, становится нереальным, и мы имеем произведение, наполненное философскими рассуждениями, причем примитивными и чрезвычайно назойливыми. Вот какая беда! Это же кино. (Александрову.) Зачем же это, Григорий Васильевич? Кино должно быть доступно для всех зрителей, и вы делали такие картины, Григорий Васильевич! Но сейчас что-то случилось с нашими мастерами…»
