Прежде чем Лесли смогла спросить его о перспективах дальнейшей работы с членами их агентурной группы «Волонтеры», Яцков принял самостоятельное решение о необходимости восстановления связи со всеми источниками разведывательной информации, хотя он знал, что Центр может отменить его решение, если придет к выводу о нецелесообразности такого указания. Яцков же считал, что пришло время подбодрить их, и потому сообщил Лесли, что теперь можно возобновить работу с агентами сразу после возвращения Коэнов в Нью-Йорк.
Тем временем Семенов все еще переваривал информацию относительно Млада. «В условиях «холодной войны», — думал он, — у ученого-идеалиста нет никаких шансов на успех. Было бы правильнее и гораздо эффективнее противодействовать политике Трумэна прежними агентурными методами». Своими мыслями Твен поделился с присутствовавшими товарищами, не преминув добавить, что разведка много потеряла бы, лишившись столь ценного источника.
— А почему мы его лишимся? — воскликнула Лесли.
— Я тоже не хотел бы этого, — ответил Твен. — И поскольку вы являетесь его главным связным, вам надо убедить его не вступать ни в какие прогрессивные организации, избегать общения с лицами, которые могут попасть в поле зрения ФБР. Он должен как можно скорее выйти из того движения, которое выступает за запрещение атомного оружия.
— Когда вы теперь увидитесь с ним? — поинтересовался Яцков.
— Не знаю, — ответила Лесли. — Условились встретиться в Нью-Йорке в ноябре или декабре. Он пришлет мне открытку с обусловленным текстом.
— Хорошо, — подвел итог Семенов. — А что он сказал вам о своей замене?
— Сказал, что у него есть надежные люди, что они тоже ученые-физики. Муж и жена, как и мы…
— Узнайте их фамилии, приметы и сообщите все Клоду, — сказал Семенов. — И как можно связаться с ними, от чьего имени?
— Разумеется, — согласился молчавший все это время Моррис.
В этот вечер они уже достаточно хорошо поработали и теперь могли насладиться обильным ужином, теплой летней погодой, обществом товарищей, хотя и разных, но объединенных одной идеей. Потом договорились встретиться на следующий день в том же кафе в это же время.
* * *
Москва одобрила решение Яцкова восстановить связь с агентурной группой «Волонтеры», однако выдвинула условие: «только без личного контакта». Это означало, что связь должна осуществляться безличным способом, то есть с помощью тайников, почтовых посланий, радиопередач.
При встрече на следующий день Яцков вытащил из портфеля планшет, какой-то сверток и бросил на стол. Потом все это развернул. Это была карта Нью-Йорка.
Лесли была на седьмом небе от счастья. Она хорошо знала эти места.
— Смотрите! Вот станция метро «Индепендент-Лайн», а вот «Даунтаун»!
— Недалеко отсюда, — сказал как всегда прагматичный Яцков, — находится Фордхем-роуд. Здесь для вас будет заложен тайник под номером один. Второй будет находиться на Квинс-Рузвельт-бульваре, между Девяностой и Девяносто первой улицами. И под номером три, — его карандаш медленно перемещался в район Бруклина, — на Джексон-авеню. Подробное описание тайников с привязкой к конкретному месту вы получите перед отъездом из Парижа.
Лесли начала делать записи, но Яцков остановил ее. Записывать что-либо запрещалось. Она должна была все запомнить и не везти в Нью-Йорк ничего, что могло бы поставить под угрозу ее безопасность.
— Но как же все это запомнить?
— Напрасно вы тревожитесь за свою память, — заметил Яцков. — Опыт работы с вами убедил меня в том, что она у вас отменная. Уверен, что вы легко все запомните. В последующие дни мы проведем несколько пробных операций на улицах Парижа по закладке и изъятию тайников, и вы тогда сами оцените все преимущества этого способа связи.
— Теперь я убеждаюсь, что мы действительно нужны разведке! — воскликнула Лесли.
— Неужели вы сомневались в этом? — улыбнулся Семенов.
— А сейчас, — продолжал Яцков, — давайте обсудим, над чем вам еще, кроме проработки вариантов связи с учеными из Хэнфорда, предстоит работать. То, о чем мы говорили вчера, — лишь часть вашего задания. Центр ставит перед вами еще одну задачу — по организации приемопередаточного пункта разведматериалов. Неплохо было бы, например, открыть фотоателье, чтобы можно было легендированно посещать его, а также это давало бы вам предлог для поездок за фотоматериалами в другие страны.
У Луиса заблестели глаза: он вспомнил, что у одного его знакомого в районе Даун-тауна была собственная фотостудия и что вполне можно было бы попробовать стать его компаньоном.
— Я полагаю, что это осуществимо, — заметил он.
— Но это еще не все, — продолжал Яцков. — Вам предстоит подобрать связника, располагающего собственным или служебным транспортом для поездок в Рочестер, Балтимор и Хартфорд. И последнее: уничтоженные Реем пленки с Гайд-миссайлами представляют для нас оперативный интерес. Надо бы ему попытаться еще раз отснять эти материалы.
— Но на объекте у него сейчас нет возможности фотографировать, — снова вступила в разговор Лесли. — А вот книгу с описанием всех этих сонаров, созданных в США, он обещал нам дать на сутки для перефотографирования.
— Но ответственность за качественное проведение этого мероприятия мы не можем взять на себя, — добавил Луис, — наша старая фототехника не позволяет этого делать так, как хотелось бы.
— Хорошо, я сообщу об этой проблеме в Центр. О принятом решении мы дадим вам знать через Клода. На будущее, в целях безопасности, давайте договоримся: все материалы, которые вы будете получать от членов своей группы, переснимайте на пленку у себя дома и передавайте их Клоду в непроявленном виде, чтобы в случае возникновения опасности можно было бы моментально их засветить. Фотоаппаратами и насадочными линзами к ним мы снабдим вас в самое ближайшее время.
— Что ж, это уже кое-что, это вдохновляет нас на хорошие дела и на долгие года, — философски заметил Луис супруге.
— Мы тоже очень заинтересованы в этом, — констатировал Яцков.
Клод приехал в Нью-Йорк в конце июля 1947 года. Едва он успел изучить план города, как из Центра пришла телеграмма, в которой ему предписывалось встретиться с Лесли 18 августа в пять часов вечера. Встреча была назначена на углу Метрополитен-авеню и Лефертс-бульвара, в квартале Кью-Гарденс-Квинс. Паролем служила фраза: «В каком отеле останавливался в Париже Джонни этим летом?», а ответом — «Джонни останавливался в отеле Рочестер». Под телеграммой стояла подпись «Арнольдов». Это был псевдоним Петра Федотова, заместителя председателя Комитета информации, подчинявшегося непосредственно заместителю министра иностранных дел Андрею Вышинскому.
