Теперь известно, что это был испытательный полигон ракет «ФАУ-2», знаменитого, хотя и не слишком эффективного гитлеровского «оружия возмездия».
Вот только кто точно скажет, какая именно разведгруппа обнаружила этот полигон? Если одни авторы приписывают эту удачу группе Ботяна, то в ряде источников говорится, что группа Ивана Таранченко, несколько позже также вышедшая из соединения имени Александра Невского, обнаружила в районе реки Сан подземный завод, изготовлявший ракеты «ФАУ-2», и полигон для испытания «оружия возмездия».
Главное, что это было. Один подвиг, или просто один боевой эпизод из такого громадного общего числа, что и не запомнишь — было, не было?..
14 июня 1944 года оперативная группа Ботяна прибыла к месту назначения, расположившись лагерем у хутора Невцова, в трёх километрах восточнее горы Радзиевой.
Её появление на территории Краковского воеводства стало значимым событием, вызвавшим очень противоречивые оценки с разных сторон. Известно ведь, что оперативная обстановка на оккупированных гитлеровцами землях Польши была, мягко говоря, весьма сложной. Недаром же начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник Малинин (войсками фронта командовал тогда маршал Рокоссовский) 16 июля 1943 года подписал такое распоряжение:
«Наши войска, действующие на территории западных областей Белоруссии и Украины, вошли в соприкосновение с польскими вооружёнными отрядами, которыми руководит польское эмигрантское правительство.
Эти отряды ведут себя подозрительно и действуют сплошь и рядом против интересов Красной Армии.
Учитывая эти обстоятельства, командующий войсками фронта приказал:
1. Ни в какие сношения и соглашения с этими польскими отрядами не вступать. По обнаружении таких отрядов немедленно личный состав их разоружать и направлять на армейские пункты сбора для проверки.
2. В случае сопротивления со стороны польских отрядов применять в отношении их вооружённую силу.
3. О ходе разоружения польских отрядов и о количестве собранных на сборных пунктах солдатах и офицерах доносить в штаб фронта».[293]
Такие вот «пролетарский интернационализм» и «славянское братство»!
Понятно, что в «коммунальном», как мы его назвали, партизанском лесу никакому отряду невозможно было оставаться совершенно незамеченным. Вот и подразделение Ботяна однажды натолкнулось на отряд аковцев. Но если в директивах действующим войскам можно давать указания «немедленно разоружать» такие отряды и «применять вооружённую силу», то в лесу необходима «толерантность». Там, знаете ли, нужно было либо сразу открывать огонь, либо вести переговоры. На этот раз всё обошлось переговорами.
Поляки встретили советских разведчиков очень недружелюбно.
— Зачем пришли? — жёстко спросил их командир. — Без вас обойдёмся!
— Что ж вы до сих пор не обошлись? — скептически усмехнулся в ответ Алексей. Услышав его речь, польский поручик Барабаш, он же — Мариан Солтысяк, никак не мог поверить, что Ботян не поляк, а белорус, и всё допытывался, за сколько злотых тот продался Советам.
Всё же как-то удалось с ним договориться, и смягчившиеся аковцы даже поделились с советскими партизанами — никто же не стал уточнять, что это оперативная группа особого назначения НКГБ — хлебом и сигаретами. Но порекомендовали побыстрее покинуть их края. На том и разошлись…
«Когда я появился там, в Краковском воеводстве, то вскоре узнал, что поляки очень встревожены, — рассказывает Алексей Николаевич. — Имеются в виду Армия Крайова, Лондонское правительство. Мол, советские партизаны здесь появились — что с ними делать? Представители и руководители всех этих эмигрантских сил, что тут были, собрались в Кракове на своё подпольное совещание. И там после долгих обсуждений было решено: уничтожить советскую группу. В том числе, разумеется, и меня. Но уничтожить как? Самим это делать было достаточно чревато неприятностями: тут находилось немало просоветских отрядов и наши бывшие военнопленные — как бы они к этому отнеслись? Да и Красная армия наступала неудержимо, а значит, потом перед ней пришлось бы ответ держать… Вот они тогда и решили подставить нас немцам. Немцы бы окружили и уничтожили нашу группу, а поляки потом выражали бы искреннее сочувствие».
Насчёт этого предательства аковцев также существует немало легенд — или вариантов. Например, что Ботяна якобы заманивали в какой-то сарай, который потом успешно взорвали, но только без него… Сам же Алексей Николаевич рассказывает о происшествии так: «Нашли они одного командира группы — фамилию его я забыл, хотя потом с ним встречался — и предложили мне сделать совместную операцию против немцев. Но они, по-моему, об этом немцев уведомили. То есть они хотели, чтобы мы пошли вместе, а они оттуда потом незаметно смоются. Но я об этом узнал, меня предупредили… Я им сказал: что же вы, сволочи, делаете? Всё получилось так, что мы туда не пришли — я подставил немцам поляков, а сам со своими ребятами ушёл… Вот такое было отношение у аковцев!»
В общем, как можно понять, польские «товарищи» вознамеривались повторить подвиг Ивана Сусанина. Вернее, в конце концов, взять за него реванш и завести русских партизан если не в непроходимые лесные чащобы, то хотя бы навести их на гитлеровскую засаду. Однако реванш не удался, потому что на полпути к месту засады опергруппа аккуратнейшим образом исчезла… Что после этого делали аковцы — большой вопрос. Хотя если Ботян командира этой группы впоследствии встречал, то, значит, наверное, и поляки уцелели, — впрочем, может, и не все…
Есть, кстати, и такая версия событий, описанная Иваном Золотарём в его документальной книге:
«Утром, как только рассвело, предатель Хованец и его непосредственный руководитель агент гестапо фольксдойч Ричард Лонгин — довоенный подофицер польской пограничной службы, а с приходом немцев военнослужащий немецкой железнодорожной охраны, — привели по еле заметным следам, проложенным советскими партизанами, крупный отряд гитлеровских карателей. Однако вместо того, чтобы накрыть советских партизан, они привели карателей, миновав посты, прямо в расположение отряда Завиши.
Застигнутые врасплох аковцы еле спаслись, оставив на месте схватки двоих убитых и всё своё продовольствие, так трудно достававшееся в горных условиях».[294]
Может, именно так всё и было, а может и нет. Хотя Иван Фёдорович писал о произошедшем почти что «по горячим следам», но тот период он знал ещё по чужим рассказам. И так как это не оперативный отчёт, а художественное произведение, то что-то можно было опустить, а что-то пересказать иначе…
