враг, утопал в болотах, шумевших сухой крапивой. Молодые ее побеги еще только пробивались, и потому обзор противоположного берега был хорошим. На подходах к речке и через нее лежали старые, обросшие мхом валежники. Только по ним и можно было перейти речку.
— Братцы! Да этот рубеж нам сам бог послал, — воскликнул Сорока. — Пока господа фрицы будут подходить и перебираться по скользким кладкам через речку, мы их, как куропаток, пощелкаем.
— Не кажи гоп, пока не перепрыгнешь, — охладил Сороку Алексеев. — Они могут появиться и с другого направления.
— Какого другого? Недавно разведка точно установила, что наступать будут со стороны реки Друть на запад, то есть через наш лесной массив. Разве что еще сил подбросят и попрут со стороны Жабовки. Тогда, конечно, придется туго.
Командир слышал разговор Алексеева и Сороки и подошел к ним со словами:
— Девиз у солдата один: бить противника на всех направлениях! Откуда бы он ни появился. Но поскольку мы имеем некоторые данные о вероятных его действиях, то будем готовить позицию здесь, на Цераболи, и немедленно! Стрелковые окопы растянуть по берегу реки. Пулеметы поставить у мест перехода, используя пни, толстые деревья. На флангах окопать два тяжелых пулемета. Все это тщательно замаскировать. Вперед и в тыл выслать разведку. Это будет наша основная позиция. Подумаем и о запасной, а также путях маневра, а на всякий случай, и путях отхода.
Огнивцев вынул карманные часы, щелкнул крышкой.
— Полная боевая готовность к пяти утра завтра. Еще раз предупреждаю о маскировке, особенно от воздушного наблюдения. Костры не разводить, разговоры вполголоса, деревья не рубить, лишние хождения прекратить.
— Как быть с ранеными? — спросил военврач Дидора.
— Брать с собой. Укрыть где-нибудь в лесу — у нас не будет времени, а в деревнях — фашисты. Считаю не лишним напомнить вам, как это важно для каждого воина — позаботиться о раненых. Они будут знать, что если кого ранят, то все равно не бросят, унесут с собой. Все понятно?
— Все!
— Тогда по местам. Повторяю: готовность — пять часов утра.
Командиры, откозыряв, ушли. На урочище надвигалась странно тихая майская ночь. Даже птицы почему-то не пели.
Огнивцев встал задолго до пяти. Заря с трудом продиралась сквозь туман и деревья. Было еще сумеречно, но бойцы не спали. Кто углублял, улучшал свой окопчик, кто еще и еще раз чистил, проверял оружие, а кто просто сидел на бруствере и занимался невесть каким делом — лишь бы чем-то себя отвлечь. Так всегда бывает перед боем. Люди даже подшивают к гимнастеркам чистые белые подворотнички, хотя наперед знают, что через какой-то час все это будет черным-черно.
Подошел с мылом и полотенцем ординарец.
— Умываться будете, товарищ подполковник?
— Почему же нет?
— Да кто его знает. Утро какое-то грустное и зябкое. Бр-р…
— Экий ты нетерпеливый! Вот сейчас развеется туман, и все заговорит, заиграет… Природа, она, браток, не подчиняется войне. У нее свои законы. Пойдем умоемся. Авось и ты повеселеешь.
— Да нет… Что-то с каждой минутой все тяжелее становится на сердце. Не тянет на хорошее настроение.
— А ты сам тяни его к себе. Не идет — бунтуй! Требуй! Помнишь, как Чапаев бодрил себя? Пули свистят, смерть рядом, а он: «Врешь, не возьмешь!»
— И пошел ко дну…
— Да. Но он так и умер с этой верой в победу. Недаром он говорил бойцам: «Коль убьют — то вперед падай».
По топкой тропинке подошли к реке. В старом и свежем дроме, в корчах и корягах ворчливо журчала угрюмая, шириной метров в шесть-семь, местами все же глубокая речка. Кусты черемухи и ивняка клонились к еще не отстоявшейся после половодья воде. Где-то вниз по течению ухал к заре удод. В сухом бору, откуда они только что спустились к реке, кому-то считала годы кукушка.
Пока умывались, завтракали, обходили позицию, туман рассеялся и сквозь густой лес проглянуло солнце. Чей-то отточенный слух уловил гул самолета.
— Летит… И как есть «рама».
— Откуда тебе известно? Может, бомбер али «мессер»?
— Я ее, эту «раму», за семь верст чую. Она мне еще с границы нервы трепала. Ох и въедливая же, зараза! Ты по ней палишь, палишь — и бронебойными, и зажигательными, а ни хрена. Только желтым брюхом переваливается, как гадюка-медянка.
Гул приближался. Команда: «Воздух!» Десантники спрятались под соснами и елями. А «рама», переваливаясь с крыла на крыло, описывая круги, с ревом на довольно большой высоте носилась над лесом.
Десантники надежно укрылись под кронами вековых деревьев, а «рама» между тем все кружила, кружила, но снизиться боялась. Тем не менее было заметно, как на желтом фюзеляже ее и на крыльях могильно чернела свастика. Но вот она сделала разворот к речке и сыпанула, как снегом, листовками. Ветер-утренник погнал белую метель на северо-запад.
Одна из листовок упала прямо в окопчик, где находились командир, переводчик Юферев и ординарец Хамченков.
— Ба! Вот это новость! — подняв листок, воскликнул Юферев. — Вот это трюк! Читайте, товарищ командир, это про вас.
Подполковник взял листовку, заглянул в нее и не поверил глазам своим. В листовке говорилось:
«Болотные солдаты! Десантники! Вы все еще партизаните? А знаете ли вы, что вы окружены? Кто ваш командир? Да это же сын крупного украинского кулака — майор Гора. Отца его большевики расстреляли. Ему тоже грозила смерть. Так вот он — сынок богатых родителей — решил кровью искупить свою вину, вымолить себе пощаду. Но чьей кровью? Конечно же, вашей — солдатской. Что ему ваша кровь, ваши лесные страдания? Он спасает свою шкуру, создает себе перед большевиками репутацию. Схватите его и расстреляйте или выдайте его немецким властям. Того, кто сделает это, ждет высокая награда немецкого командования и большая будущность в вашей жизни: деньги, земельный надел с хутором, с живностью, любимыми женщинами».
— Черт возьми! — воскликнул Хамченков, прочитавший листовку вместе с командиром. — Какой я дурак, что не захватил мешок для денег.
— Ну и шарлатаны! Вот это сочинили! Липа из лип. Только круглый идиот может выпустить такую листовку! Кто может поверить в эту брехню?
— А может, зачитаем бойцам? Вдруг кто и найдется выдать своего командира, — шутил подполковник. — Эка возможность приобрести такое богатство! Да вот, кстати, наши разведчики идут.
Оказалось, что разведчики уже знакомы с этой листовкой. На шутливый вопрос командира — не желает ли кто заработать на этом деле, они долго от души хохотали, а один из них, самый веселый, сказал:
— Всю жизнь этого дня ждали. Да вот неувязочка вышла. Не указали господа фашисты, где и у кого деньги получать. Адресок неизвестен.
— Ничего подобного, — возразил другой, — точный их адрес
