ящиков. Петров шагал по комнате, лавируя между коек. Сначала мы разрабатывали сюжет каждого письма. Потом я начинал писать, а Петров «подкидывал» «хохмы», обогащал мое изложение острыми метафорами, удачными эпитетами, делал неожиданные сюжетные ходы, повороты и сам заразительно смеялся, когда острота удавалась.
В задачу нашу входило показать в этой эпистолярной форме враля и хвастуна Брехунцова и каждой его хвастливой выдумке противопоставить в этаком заключении истинное положение вещей.
Юмор был порой грубоват, прямолинеен. Но он сыграл свою роль. С 7 февраля в армейской газете ежедневно печатались «Письма Паши Брехунцова». Они пришлись по сердцу бойцам. Их читали на отдыхе, между боями, в условиях временной обороны. Образы Паши Брехунцова, Пантелея Пробки, Корнея Макаронова стали нарицательными. Все это давало какую-то разрядку в суровые боевые дни и вызывало активную неприязнь ко всякому шапкозакидайству, бахвальству, легкому представлению о войне.
О штурме линии Маннергейма уже немало писалось в наших газетах, журналах, сборниках. И я не ставлю своей целью сейчас рассказать о том, как была разбита эта несокрушимая, по словам всей мировой прессы, построенная на деньги мирового капитала твердыня.
В дни перед штурмом мы больше всего находились в частях 123-й дивизии, которой предстояло одной из первых штурмовать неприступные доты и которая была впоследствии награждена за прорыв линии Маннергейма орденом Ленина. Редактором дивизионной газеты был старый наш товарищ, неутомимый военкор писатель Юрий Корольков.
И тут в один из предшествующих штурму дней пришлось вспомнить о «минном» разговоре, состоявшемся в первый день приезда Петрова. Петрову, мне и ленинградскому журналисту С. Бойцову было поручено пробраться в одну из рот и описать ее боевой день. Целый день, переползая из землянки в землянку (подступы простреливались белофинскими «кукушками»), мы знакомились с бойцами, лежали в пулеметных гнездах, в «секретах» снайперов. Машина наша осталась глубоко в тылу, и возвращаться в штаб корпуса надо было пешком. А возвращаться было необходимо. Материал был срочный. На командном пункте полка нам «проложили маршрут». Уже вечерело. Но начальник штаба, молодой светлоглазый майор, успокоил нас:
— Успеете добраться засветло. Только учтите: вот здесь, около полусгоревшей избушки, придется обойти большое минное поле. Смотрите не напоритесь, не проморгайте предупредительных указателей.
…Стоял сорокаградусный мороз. Мы шагали быстро, внимательно приглядываясь к ориентирам, почти не разговаривали между собой. Признаться, на душе было тревожно. Черт его знает, где оно здесь, это минное поле. И потом опять же «кукушки»… Или десанты… Одно дело батальон или рота, другое — три человека, не обладающие высокой военной выучкой.
Начало уже изрядно темнеть. Никто не встречался нам по пути. Никакой полусгоревшей избушки не обнаруживалось…
— Вы знаете историю о старом возчике, который учил молодого, что делать, когда сломается чека в телеге? — спросил нас с грустным юмором Петров. — Таки плохо… Но гостиниц здесь нет. Мороз, наверное, дошел до пятидесяти. Ночевать на снегу неуютно. Таки плохо, ребята. Но пойдем дальше. Манечка ждет очередного письма от Паши Брехунцова.
Вдруг впереди, шагах в трехстах, послышался шум машины, потом треск, взрыв… Машина взорвалась на мине… Мы остановились как вкопанные… Бойцов сумрачно показал нам на какие-то обойденные нами указки и незамеченную избушку. Несомненно было, что мы уже минуты три шагаем по минному полю.
— Ничего, — хрипло сказал Петров. — Не все мины взрываются. Вперед!..
Назад возвращаться действительно было безрассудно. Надо было продолжать движение вперед.
Мы шагали гуськом по минному полю медленно, след в след, высоко поднимая ноги и осторожно опуская их, точно балерины в замедленном кино…
…Когда мы пришли благополучно в штаб корпуса, мы были мокры до нитки. Хотя мороз действительно превышал сорок градусов. Но материал был доставлен вовремя.
О штурме линии Маннергейма Петров написал несколько статей. Одна из них посвящена 123-й дивизии.
И вот уже линия Маннергейма позади. Мы движемся к Выборгу.
Вместе с Петровым и Бяликом пишем мы передовую статью в армейскую газету, статью, размноженную в виде многочисленных листовок. Основные, наиболее яркие строчки статьи принадлежат Петрову.
Зоркий взгляд писателя не упускает ничего. Особенно интересуется Петров пленными. Он прекрасно понимает, что финский народ не хочет войны, что она навязана ему кликой Маннергейма — Таннера, прислужниками мирового империализма. К финскому народу, к мирным трудящимся Финляндии советские люди всегда относились дружески, доброжелательно. Эти чувства отражены в очерке Петрова «Пленные».
И в то же время нельзя не воспеть героизм советских людей, преодолевших любые трудности во имя победы правды и справедливости.
Вместе с красноармейцами участвует Евгений Петров в одной из последних атак на подступах к Выборгу. Этой атаке он посвящает свой очерк «Атака на льду».
…И вот уже последние дни войны. На первой полосе армейской газеты помещены стихи Долматовского:
Мы в предместьях Выборга.
Над нами шелестят приморские ветра…
12 марта. Мир. Необычная, воспетая сотнями поэтов тишина после шквальных артиллерийских залпов. Баррикада на окраине Выборга. На баррикаде во весь рост медведь из витрины универсального магазина.
Мы продвигаемся по выборгским улицам. Входим в один из домиков на окраине. Петров уже в доме. Мы с Долматовским задержались во дворе, рассматриваем какой-то блестящий подстаканник на снегу. Хотим поднять его…
— Сумасшедшие, — кричит из окна Петров, — это же мина! Вы взорвете меня и весь дом…
На этот раз подстаканник оказался незаминированным.
…В тот же день на одной из центральных улиц Выборга был организован корреспондентский штаб. На дверях был прикреплен кусок картона, на котором было каллиграфически выведено рукой Евгения Петрова:
Редакция «Правды». Звонить 1 раз.
Редакция «Известий». Звонить 2 раза.
Редакция «Боевой красноармейской». Звонить 3 раза.
…Когда началась Великая Отечественная война, мы с Петровым находились на разных направлениях. Встречались мы только на страницах «Правды». И каждая корреспонденция Петрова была для меня такой радостной встречей. С каким вниманием читали мы все его страстные, взволнованные и вместе с тем лаконичные и очень точные зарисовки с полей, где развертывалась героическая битва за Москву! Очень хорошо сказал о Петрове Илья Эренбург:
«С первого дня войны он знал одну страсть: победить врага!.. Он не отошел в сторону, не стал обдумывать и гадать. Он был всюду, где был наш народ…»
Он делал значительно больше, чем все мы, военные корреспонденты. Он писал не только для «Правды» и «Красной звезды». Он посылал свои очерки в Америку, и там они печатались в сотнях крупнейших газет. Петров первый рассказал будущим союзникам нашим о доблести Красной Армии в боях с фашизмом. А Петрова давно уже знали американские
